— Следил? Мне делать нечего, по-вашему?
— Расспрашивали знакомых? Родню? Вы же гарантировали…
Не понравилось ему? Вообще-то до сих пор у меня рекламаций не было.
— Никого я не расспрашивал. — Я из коридора видел, что Сметанкин поднял голову и прислушивается. — Я никого ни о чем не расспрашиваю. Не вступаю в контакты. Это принцип моей работы.
— Тогда откуда вы знали?
— Что я знал?
— Про то, как мы стояли у изгороди. С Катькой.
— С какой Катькой? Ничего не понимаю.
— Ну, вы написали… про то, как я... — Он запнулся. — Меня на дачу отправили, к тетке, ну и она там жила. Папаша у нее какой-то шишкой был, домработница, шофер, все такое. Она старше меня была на год. Нос передо мной задирала. Вела себя как та еще стерва. А потом… ну была там одна история, один урод пнул собаку, щенка, и я… И вот после этого мы как-то… — Он опять запнулся. — Ну, все это кончилось быстро, конечно, но я как сейчас помню, эта изгородь, знаете, как в деревне бывает, три жердины, сухие такие, серые, и мы стоим, и нам надо сказать друг другу что-то очень важное, и мы молчим, и сеном пахнет, травой скошенной, и я опускаю глаза и вижу, как по жердине рядом с трещиной ползет муравей, и тут я вижу, блин, а он вовсе и не черный, как я раньше думал, а красноватый и просвечивает даже. Я забыл об этом, а сейчас вот прочел и вспомнил… Откуда вы…
— Ниоткуда, — сказал я, — просто так надо было. Ну раз я работал над вашей историей, должен быть муравей. Я так вижу.
— Мне говорили. — Он опять запнулся. — Серый говорил.
Я покосился на Сметанкина. Тот по-прежнему застыл над коробкой с фотографиями, косясь в мою сторону.
— У меня свои методы, — я слегка расслабился, — я медитирую. Подключаюсь к общему информационному полю. Вы же в курсе, мы все находимся в общем информационном пространстве. В ноосфере. Там все наши воспоминания, так что любой тренированный человек может войти туда и взять что ему надо.
— Что-то слышал, — сказал он неуверенно.
— Про академика Вернадского что-нибудь слышали? Про Тейяра де Шардена?
— Что-то слышал, — повторил он.
Может, и не слышал, но признаваться в этом ему было неловко.
— Так вот. Я работаю с информационным полем. На основании их трудов. Разработал уникальную методику. Это конфиденциальная информация, но вам я готов пойти навстречу. Нареканий нет?
— Что вы! Там… — он опять запнулся, — все как надо.
— Я рад. Это моя работа.
Я отключился. В таких случаях лучше насильственно прервать разговор, оставив звонившего в состоянии легкой растерянности, он потом сам додумает все, что требуется, и сделает это гораздо лучше меня.
Сметанкин по-прежнему сидел на корточках у коробки, но теперь он смотрел на меня. Примерно так же, как на старые фотографии — с жадностью и надеждой.
— Я так понял, вы что-то там угадали, — сказал он.
— О, как я угадал! — Я с размаху плюхнулся в продранное кресло. — О, как я все угадал!
Он не улыбнулся, не отреагировал на цитату. Не наш человек. Тяжелое детство, деревянные игрушки.
