Ужасная, как повелитель тьмы,
с ощеренным оскалом беса,
с рогами чёрными, в лохмотьях бахромы —
пугать наёмников и самого Кортеса, —
вот маска для индейца! Вельзевул
что брат её. Храня свои угодья,
такая глянет лишь, и в панике — сутул —
бежит Кортес и с ним его отродье.
С прыжками, с гиканьем нестись за ними вслед,
и дротики метать и стрелы,
и прижимать к груди заветный амулет —
зуб крокодила пожелтелый.
И маску страшную почтить. И никого
не подпускать, оберегая…
…Ты тоже — супостата своего
разишь, мертвящим обликом пугая…
Холодная надменность, василиск
застыл в чертах… А вся эта шарманка —
и светский лепет, и жеманный писк —
для простодушных увальней обманка.
И так всю жизнь ты прожила — не та…
Но для индейца — всякий бледнолицый
дрожь чувствует и горечь возле рта
и отраженья своего боится.
3
На нищего, на замордованного
взгляну — и вспомню ненароком:
есть слух про принца заколдованного,
не он ли — в рубище широком?
А то — хмельная баба с улицы…
Но мне как будто это снится —
под видом пьяницы, кощунницы,
