лицензий, однако были удовлетворены лишь несколько обращений. Вал обращений был спровоцирован как экономическим бумом, так и серией юридических решений, которые способствовали оживлению норм Акта о мыльных пузырях. Эти нормы стали все чаще применяться против неинкорпорированных акционерных компаний, что сделало их правовой статус достаточно шатким (Harris, 2000, р. 230–249). Между 1826 и 1844 гг. был санкционирован 151 новый акционерный банк, а также 216 железных дорог. Многие из этих проектов потерпели крах. Спэкмаи приводит данные лишь о 720 компаниях, акции которых были выставлены в Лондоне к 1843 г.
Агитация в пользу новых корпораций усилилась в 1820-х и 1830-х гг., она была инициирована богатыми гражданами, которые уже вели бизнес, но желали расширить свое дело до масштабов корпорации. В 1844 г. парламент принял новое законодательство — Акт о регистрации, инкорпорации и регулировании акционерных компаний, а также сопутствующий акт, призванный облегчить выведение сальдо акционерных компаний. Данные законы были разработаны в рамках комитета, возглавляемого молодым Уильямом Глэдстоуном [212]. Акт о регистрации установил процедуру, посредством которой можно было создать акционерную компанию, минуя всякое согласие государства [213]. Акт подразумевал не только ведение учета корпораций. Акт регистрации корпораций, посредством которого осуществлялось их инкорпорирование,
…должен был включать в себя цель компании, структуру ее акционерного капитала, имена подписчиков и количество их акций, имена директоров и аудиторов компании. После полной регистрации компания могла, помимо всего прочего, использовать зарегистрированное название, судиться или быть судимой по этому названию, вступать в контрактные отношения, покупать землю, выпускать акции, занимать деньги, проводить собрания* устанавливать внутренние правила. По сути, компания, зареги-.. стрированная в соответствии с актом, имела все черты корпорации (отдельную правосубъектность, свободную передачу долей, иерархическую структуру управления), но с одним исключением — отсутствием ограниченной ответственности (Harris, 2000, р. 283).
Акт не предоставлял акционерным корпорациям ограниченную ответственность, это право было предоставлено лишь в 1856 г.
Хотя историческая литература и не уделяла Биллю 1844 года должного внимания, концентрируясь на спорах вокруг принятия ограниченной ответственности в 1856 г., две вещи, касающиеся этого билля, все же заслуживают внимания. Первое: Билль 1844 года открыл шлюзы для создания корпораций. За 14 месяцев после принятия билля было предварительно зарегистрировано 1639 компаний, учитывая, что до этого их существовало почти вдвое меньше—700 [214]. К 1856 г. 3942 компании получили предварительную регистрацию, еще 135 компаний были инкорпорированы, став компаниями с ограниченной ответственностью. За девять лет, последовавших после принятия общей ограниченной ответственности в 1855–1856 гг., были санкционированы еще 4859 компаний (Harris, 2000, р. 288). Количество корпораций в Великобритании увеличилось с 700 до 10 тысяч, это уже был полноценный открытый доступ.
В результате примечательного исторического совпадения Великобритания в середине XIX в. использовала то же самое слово регистрация л ля описания институтов, которые обеспечивали открытый доступ как в политических, так и в экономических организациях. Как регистрация на выборах, так и регистрация компаний позволили запустить безличный административный процесс, посредством которого индивиды получили право на поддержку и услуги со стороны государства в силу самого факта своего гражданства. Политическое гражданство все еще определялось в экономических понятиях (сорокашиллинговый фригольд и десятифунтовый копигольд), а вход на экономический рынок по-прежнему был доступен лишь тем, кто обладал ресурсами и способностями организовать бизнес- предприятие. Ни в коем случае нельзя утверждать, что в Великобритании того времени был создан полноценный режим открытого доступа. С помощью Билля о реформе 1832 года и Акта о регистрации 1844 года британские элиты создали равные права для самих себя. И все же данные шаги в сторону принципа верховенства права, который пока распространялся только на элиту, а также в сторону безличности сделали процесс дальнейшего расширения гражданства в пользу более широких групп населения более легким.
Переход к открытому доступу во Франции
Франция завершила XVIII в., обладая несколько иными недостатками и преимуществами, чем Великобритания. С одной стороны, Франция имела лишь очень небольшой опыт с институтами представительства, а также с выборами. Эти институты после Французской революции еще только должны были быть созданы, а это было непросто. На протяжении XIX в. Франция экспериментировала с различными конституционными формами правления, а также с различными комбинациями исполнительной, законодательной и хозяйственной ответственности. Лишь некоторые из них в первой половине столетия показали свою стабильность. Право голоса либо предоставлялось очень ограниченно (например, на основе имущественного ценза или места проживания), либо, как это произошло в 1848 г., оно было предоставлено всем мужчинам. Политические партии сформировались во Франции несколько позднее, отчасти это было связано с неразберихой в конституционной структуре. Однако в том, что касалось корпоративных форм, особенно в управлении, у Франции был значительный организационный капитал. Мы уже увидели, что в конце XVIII в. организационные экономические формы во Франции были куда разнообразнее, чем в Великобритании или в США.
Беспокойная история Франции исключает прямолинейное повествование, но она предоставляет замечательную возможность увидеть интересы элит времен перехода. У Франции с 1789 по 1875 г. было 11 конституций, каждая из которых меняла отношения между исполнительной и законодательной ветвями власти, а также саму структуру законодательства. И все же каждая конституция включала электоральную и законодательную сферу. Иногда однопалатный, иногда — двухпалатный, но французский парламент всегда становился форумом, местом конкуренции групп элит. Были и более-менее постоянные административные бюрократические институты, которые существовали на протяжении всего столетия: Соп- seild'Etat, армия и различные министерства [215].
Вплоть до 1877 г. конкуренция среди групп элит относительно того, кто должен и кто будет править Францией, определяла политическую, экономическую и общественную жизнь страны. С консервативной, монархической стороны роялистские фракции, или фракции бурбонов, и бонапартисты создавали альянс с католической церковью, аристократией и крупными землевладельцами. С республиканской стороны существовали многочисленные группы (нередко условно различающиеся по своим левым, центристским и правым убеждениям), которые, подобно консервативным группам, центрировались вокруг индивидов, сетей покровительства и связей. Хотя революции 1790-х гг. и позволили многим людям повысить свой социальный статус (среди них был и сам Наполеон), но все же успешные революционные лидеры скорее становились частью элиты, нежели составляли авангард открытого доступа.
В 1830-х гг. республиканские политики были не менее элитарными, чем политики роялистские. Положение во Франции середины XIX в. Агюлон описывает как…промежуточную стадию «демократического патронажа». Можно выделить три стадии в процессе демократизации: голосование под контролем традиционных социальных властей; их замещение новым поколением республиканских нотаблей, которые стремились скорее захватить, нежели уничтожить традиционные средства влияния, их позиция была персональной, она не вытекала из партийной принадлежности; наконец, голосование за партии с программой, когда название партий значит боль- ше, чем индивидуальный кандидат. Переход от одной стадии к другой мог быть достаточно быстрым, связанным с особыми пропагандистскими компаниями или же с влиянием местных лидеров. Многие регионы в 1870-х гг. «обратились» в республиканство всего за несколько лет (агитационные поездки Гамбетты вполне могли иметь катализирующий эффект), а новые нотабли вскоре после 1877 г. смогли упрочить свою власть*.
Политика все еще считалась чем-то опасным, а фракции внушали страх. Проигрыш в политическом споре сулил ссылку или заключение. Политические победы, как пишет Томбс о революции 1830 г., продолжали быть победой «одной социально-политической фракции над другой» (Tombs, 1996, р.358).
