Еще в 1871 г. у них было очень много козырей на руках, однако в силу своей разобщенности они потерпели поражение… (Anderson, 1977, р. 10–11)
Республиканцы захватили контроль над правительством в 1879 г., затем они инициировали существенные реформы во французской политике. Хотя консерваторы и были смещены со всех правительственных должностей, республиканцы не стали использовать власть для разгрома консервативных или радикальных организаций, для закрытия консервативных или радикальных изданий или же для принятия законов о собрании, призванных не дать оппозиционным группам возможности спокойно строить свои организации. Правительство позволило оппозиции остаться на плаву. В 1881 г. были приняты законы, гарантирующие свободу средствам массовой информации, а также право на публичные собрания; в 1884 гг. были легализованы профсоюзы, а местное самоуправление было реорганизовано (Anderson, 1977, р. 12).
Есть разные мнения относительно того, когда именно Франции удалось создать открытые конкурирующие современные политические партии. Хэнли (Hanley, 2002) говорит о 1870-х гг., Крейзер (Kreuzer, 2001, р. 27) — о 1880-х, Андерсон (Anderson, 1977, р. 65–70) считает, что семена этого развития были посеяны в 1870-х и 1880-х гг., однако полноценные современные партии получили развитие лишь в 1900-х. Существуют важные доказательства того, что этот процесс следует отнести к концу 1870-х— началу 1880-х гг. Республиканцы получили контроль над правительством в результате выборов в 1877 г., свои действия они координировали с различными консервативными фракциями. Хотя социализм и был репрессирован, а членство в Интернационале было чем-то запрещенным еще в 1872 г., активные репрессии против радикальных групп начали сходить на нет в конце этого же десятилетия. Первый «конгресс рабочих», который прошел в 1876 г., был спонсирован гамбеттистскими республиканцами, его посетили представители 88 профсоюзов. Третий конгресс в Марселе стал поворотным моментом, он привел к созданию социалистической партии: Federation du Paris des Travailleurs Socialistes de France (Парижская федерация социалистических работников Франции, FPTSP). Позднее партия раскололась: от нее отделилась группа марксистов во главе с Гедом, которая сформировала Parti ouvrier (Рабочая партия) (Anderson, 1977, р. 123, Appendix 2). То были партии, имеющие внешнее происхождение, если воспользоваться терминологией Дюверже, они были организованы по идеологическим, экономическим и политическим соображениям, перед организаторами не стояла задача занять тот или иной пост. В 1880-х гг. радикальные партии типа FPTSP уже не подвергались никаким преследованиям.
Наконец-то политический доступ во Франции стал полностью открытым. Однако без кризисов в будущем не обошлось. Например, можно вспомнить дело Дрейфуса или же Буланже. Более стабильные политические институты не приводят к более стабильным правительствам: во Франции за 35 лет, с 1879 по 1914 г., сменилось сорок четыре правительства. Вместо институционализированной системы сдержек и противовесов французы, подобно британцам, пришли к системе парламентского суверенитета. Однако Третья республика все же устояла, она оказалось способной открыть вход и сохранять политическую конкуренцию, что было немыслимо для прежней Франция» В отличие от двухпартийной системы в Великобритании и США во Франции была развита многопартийная система. Пятнадцатикратное увеличение числа корпораций, которые возникали каждый год после принятия законодательства 1867 г., — это вполне конкретное выражение постепенно открывающегося экономического доступа. Множество политических партий, особенно социалистических, которые еще в 1872 г. сталкивались с репрессиями, — это вполне конкретное выражение постепенно открывающегося политического доступа.
Переход к открытому доступу в США
Демократия, политическая конкуренция, надежные права собственности, открытый доступ к экономической конкуренции — все это краеугольные камни американского мифа о началах. Миф гласит, что национальная конституция, написанная в 1787 г., привела к сбалансированному правлению и стабильному экономическому росту. Правительство было ограничено целым рядом сдержек и противовесов, выстраивающих систему отношений как внутри федерального правительства, так и между федеральным правительством и правительствами штатов. Индивидуальные права и права собственности были защищены политическим балансом, а политические механизмы поддерживали этот баланс. Надежность прав собственности способствовала инвестициям в физический и человеческий капитал, что привело к экономическому росту.
Американцы приняли свою собственную конституцию и избрали свою собственную форму правления, так как они были уверены в том, что британская конституция, самая лучшая конституция в мире, в XVIII в. подверглась порче по причине вмешательства политических фракций и экономических групп интересов. Американцы пытались взять лучшие черты конституции Великобритании, создав систему, которая бы сдерживала фракции и препятствовала концентрированию экономической власти [217].
Этот миф проблематичен в двух отношениях. Во-пер- вых, вера американцев в этот миф связана с их пиететом по отношению к отцам-основателям, которые и создали федеральное правительство. Основатели хотели создать
свободное общество, у них было такое намерение, они обещали, что именно так и будет, и у них получилось. Зачем еще что-то объяснять? Бейлин суммирует данную позицию следующим образом:
Отцы-основатели американской нации были одной их самых творческих групп в современной истории…
Мы унаследовали их достижения и стоим на созданной ими почве, мы знаем то, что мир xviii столетия отрицал, но что они посмели предложить: абсолютная власть не обязательно должна быть неделимой, она может быть разделена между штатами, внутри штата и между ветвями власти, разделение властей и сбалансирование сил может привести не к анархии, но к свободе.
Сегодня мы наверняка знаем то, что они лишь дерзновенно предполагали, что формальная письменная конституция, поддерживаемая судебными институтами, может эффективно сдерживать тиранию как исполнительной власти, так и популистского большинства.
Мы знаем, так как у них хватило воображения это понять, что права человека, каким бы мистическим это ни казалось, могут быть рассмотрены как что-то независимое от привилегий, даров и расположения сильных мира сего и что эти права могут быть определены и сохранены при помощи закона.
Мы знаем, так как у них хватило смелости это вообразить, что власть — это не право от рождения, но доверие. тех, над кем эта власть осуществляется (Bailyn, 2004, р. 4–5).
Ключевые для Бейлина слова — это слова «так как»: наш мир таков, какой он есть, так как конституция и институты правления, созданные в 1770-х—1780-х гг., решили данные проблемы. Однако на самом деле в США, как и во Франции с Великобританией, ключевые институциональные изменения произошли уже после 1780-х гг., этих изменений не предполагал и не чаял никто из от- цов-основателей. Одних выборов было недостаточно, для того чтобы демократия начала работать. Американцам еще только предстояло понять, как именно можно интегрировать экономику и политику, чтобы поддерживать открытый доступ и конкуренцию между всеми партиями. Более того, им еще только предстояло найти способ — если воспользоваться языком начала XIX в. — не допустить фракции до манипулирования экономикой с целью коррумпирования политики.
Вторая проблема, связанная с американским мифом о начале, вытекает из двойного допущения о том, что все важное в конституционном развитии американского общества случилось на национальном уровне и что сама конституция стала дорожной картой экономического и политического развития. Однако ни конституция, ни федеральное правительство сразу после своего появления не могли обеспечить экономической и политической открытости, гарантировать полный спектр экономических и политических прав, обеспечить физическую инфраструктуру, способную объединить нацию, а также поддержать экономическое развитие. Скорее нам стоит обратить внимание на федерализм. Федерализм позволил креативным правительствам штатов решать проблемы открытия доступа и предоставления права общей инкорпорации; правительства штата боролись с проблемой создания стабильных политических партий