«Это моя вина!», - горестно подумала Людмила Петровна, а вслух сказала:
-Владик, я не только верю в то, что есть искренно верующие люди. Я надеюсь, что и во мне есть искорка веры, которую нужно раздуть. Я хочу креститься. Я хочу крестить тебя и детей. Я хочу обвенчаться с тобой, наконец!
Владислав Владимирович смотрел на жену, как на чудо заморское, широко открытыми глазами и не мигая.
-Это шутка? – спросил он нарочито удивленным голосом.
-Нет, это не шутка.
-Это все влияние твоей любимой прислуги!
-Не называй Аню прислугой!
-А кто она? Она прислуга! И как ее не назови, прислугой и останется! Я давно замечал, как она иногда молится, крестится. Но ты, Мила! Ты меня просто поразила! Неужели ты считаешь, что этот Евангельский бред имеет хоть какой-нибудь смысл?
Владислав Владимирович рассмеялся так злобно, что его жена и сын невольно поежились, а он, не замечая этого, продолжал:
-Подумать только! «Ударившему тебя по щеке, подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому просящему у тебя, давай, а от взявшего твое не требуй назад. И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят». Это ли не чушь?! Где бы я сейчас был, если поступал так? Если ты, Мила, действительно в это веришь, то ты дура.
Женя испуганно посмотрел на мать, так как ожидал страшной бури после оскорбления, но она стояла молча и очень грустно смотрела на мужа. Смотрела так, будто он тяжело болен.
Владислав Владимирович, увидев, что с ним никто не спорит, продолжал:
-Эта Андрюшкина одноклассница не только как ненормальная крестилась, она и одеться подобающе не смогла. Вот Элла была одета просто, со вкусом, но празднично. Празд-нич-но!
-А знаешь, во сколько обошелся мне ее праздничный вид? – вдруг заговорил Евгений.
Людмила Петровна и Владислав Владимирович одновременно посмотрели на него.
-Она кроме праздничной одежды, повседневной, спортивной и так далее, и так далее ничем не интересуется. Знаете, что она еще выкинула? – продолжал Евгений упавшим голосом.
Родители молчали и вопросительно смотрели на сына.
-От нас сбежала очередная няня, - продолжал Евгений, - и Элла была один день с ребенком сама. Только один день! Вечером, когда я пришел с работы, Ксения плакала, надрывалась. Я пошел в детскую, там кроватки нет. Эллка лежит на кушетке и спит. В общем, она чтобы отдохнуть, выкатила кроватку из детской в гостиную, закрыла плотно все двери, чтобы дочка не мешала ей спать, и дрыхнет. Когда я возмутился, разбудил ее, она расплакалась, сказала, что о ней никто не думает, что она и так всю себя отдает семье, и если она решила отдохнуть, что здесь плохого? В результате, я оказался виноват во всех смертных грехах, а то, что Ксения вся в соплях, красная, обкаканная орет в гостиной, это нормально. Я ее спрашиваю: «Зачем кроватку в гостиную выкатила?», а она говорит: «В детской кушетка удобная и тепло»! Это нормально? Причем, объяснять что-нибудь бесполезно. Она уверена, что я придираюсь не по делу. Она тупая какая- то!
-Вот видишь! – возмущенно сказала Людмила Петровна. – Это результат твоей безответственности! Твоей погони за деньгами!
-А я тут при чем? – деланно удивился Владислав Владимирович.
-Ты при чем?! Это ты выбрал эту сноху!
-Она что, урод?! Откуда я знал? Женщина красивая, богатая. Я хотел как лучше. Я думал о Женьке.
-Вот и додумался! Кроме себя Элла никого не любит! Это не красивая женщина, это клоп, пиявка, кровопийца. Она никого не любит, даже свою дочь! И ты хочешь, чтобы и Андрей женился на подобной стерве?
-Он мог бы жениться на стерве, но бедной! Разве нет?
-Он мог бы жениться на нормальной девушке. Не важно была бы она бедная или богатая, - уже спокойней сказала Людмила Петровна.
-Конечно, неважно! Тебе не важно! Ведь они сели бы на мою шею! – все также раздраженно говорил Владислав Владимирович.
-Хватит, родители! – попытался их успокоить Женя. – Что сделано, то сделано.
Тут на пороге появился Андрей.
-Что вы так кричите? – спросил он.
-Ты зачем Насте нагрубил? – переключился на него отец.
-Я нагрубил?
-Да!
-Это она назвала Анну Ивановну побирушкой.
-Побирушкой? – удивилась Людмила Петровна.
-Да.
-Почему?
