Том 5. Пьесы 1867-1870

Глумов. Вот слово: «трепетен», ваше превосходительство, меня очаровало совершенно.

Крутицкий (погрузившись в чтение, изредка взглядывает на Глумова. Как бы мельком). Коли куришь, так кури. Спички на камине.

Глумов. Я не курю, ваше превосходительство. А впрочем, как прикажете?

Крутицкий. Вот еще! Мне-то какое дело! Дядя не видал твоей работы?

Глумов. Как можно! Как же бы я осмелился!

Крутицкий. Ну, то-то же. Он только говорит, что умен, а ведь он болван совершенный.

Глумов. Не смею спорить с вашим превосходительством.

Крутицкий. Он только других учит, а сам попробуй написать, вот мы и увидим. А жена тоже ведь дура замечательная.

Глумов. Не заступлюсь и за нее.

Крутицкий. Как ты с ними уживаешься, не понимаю.

Глумов. Нужда, ваше превосходительство.

Крутицкий. Ты служишь?

Глумов. Поступаю. По протекции тетушки Иван Иваныч Городулин обещал достать место.

Крутицкий. Вот еще нашли человека. Определит он тебя. Ты ищи прочного места; а эти все городулинские-то места скоро опять закроются, вот увидишь. Он у нас считается человеком опасным. Ты это заметь.

Глумов. Я не по новым учреждениям…

Крутицкий. Да, да. А уж я думал… Ну, что ж, поступай. Без службы болтаться хуже. Потом, если хочешь, я тебе могу письма дать в Петербург — перейдешь; там служить виднее. У тебя прошедшее-то хорошо, чисто совершенно? Тебя можно рекомендовать?

Глумов. Я ленив был учиться, ваше превосходительство.

Крутицкий. Ну, что ж, это не важно. Очень-то заучишься, так оно, пожалуй, и хуже. Нет ли чего важнее?

Глумов. Мне совестно признаться перед вашим превосходительством.

Крутицкий (с серьезным видом). Что такое? Уж ты лучше говори прямо.

Глумов. В молодости грешки, увлечения…

Крутицкий. Говори, не бойся.

Глумов. В студенческой жизни, ваше превосходительство… только я больше старых обычаев придерживался.

Крутицкий. Каких старых обычаев? Что ты, раскольник, что ли?

Глумов. То есть не так вел себя, как нынешние студенты.

Крутицкий. А как же?

Глумов. Покучивал, ваше превосходительство; случались кой-какие истории не в указные часы, небольшие стычки с полицией.

Крутицкий. И только?

Глумов. Больше ничего, ваше превосходительство. Сохрани меня Бог! сохрани Бог!

Крутицкий. Что ж, это даже очень хорошо. Так и должно быть. В молодых летах надо пить, кутить. Чего тут стыдиться? Ведь ты не барышня. Ну, так, значит, я на твой счет совершенно покоен. Я не люблю оставаться неблагодарным. Ты мне с первого раза понравился, я уж за тебя замолвил в одном доме словечко.

Глумов. Мне сказывала Софья Игнатьевна. Я не нахожу слов благодарить ваше превосходительство.

Крутицкий. Ты присватался, что ли? Тут ведь куш очень порядочный.

Глумов. Я на деньги глуп, ваше превосходительство; девушка очень хороша.

Крутицкий. Ну, не умею тебе сказать. Они, брат, все одинаковы; вот тетка, знаю, что ханжа.

Глумов. Любовь нынче не признают, ваше превосходительство: я знаю по себе, какое это великое чувство.

Крутицкий. Пожалуй, не признавай, никому от того ни тепло, ни холодно; а как заберет, так скажешься. Со мной было в Бессарабии, лет сорок тому назад: я было умер от любви. Что ты смотришь на меня?

Глумов. Скажите, пожалуйста, ваше превосходительство!

Крутицкий. Горячка сделалась. Вот ты и не признавай. Ну, что ж, давай Бог, давай тебе Бог! Я очень рад. Будешь капиталистом, найдем тебе место видное, покойное. Нам такие люди нужны. Ты ведь будешь из наших? Нам теперь поддержка нужна, а то молокососы одолевать начали. Но, однако, мой милый, сколько же я тебе должен за твой труд?

Глумов. Не обижайте, ваше превосходительство!

Крутицкий. Ты меня не обижай!

Глумов. Если уж хотите вознаградить меня, так осчастливьте, ваше превосходительство!

Крутицкий. Что такое? В чем дело?

Глумов. Брак — такое дело великое, такой важный шаг в жизни… не откажитесь!.. благословение такого высокодобродетельного лица будет служить залогом… уже знакомство с особой вашего превосходительства есть счастие, а в некотором роде родство, хотя и духовное, это даже и для будущих детей.

Крутицкий. В посаженые отцы, что ли? Я что-то не пойму.

Глумов. Осчастливьте, ваше превосходительство!

Крутицкий. Изволь, изволь! Ты бы так и говорил. Это дело не мудреное.

Глумов. Я передам и Софье Игнатьвне.

Крутицкий. Передавай, пожалуй.

Глумов. Я не нужен вашему превосходительству?

Крутицкий. Нет.

Глумов. Честь имею кланяться.

Крутицкий. О моем маранье молчи. Оно скоро будет напечатано, без моего имени, разумеется; один редактор просил; он, хотя это довольно странно, очень порядочный человек, пишет так учтиво: ваше превосходительство, осчастливьте, ну и прочее. Коли будет разговор о том, кто писал, будто ты не знаешь.

Глумов. Слушаю, ваше превосходительство! (Кланяется и уходит.)

Крутицкий. Прощай, мой любезный! Что уж очень бранят молодежь! Вот, значит, есть же и из них: и с умом, и с сердцем малый. Он льстив и как будто немного подленек; ну, да вот оперится, так это, может быть, пройдет. Если эта подлость в душе, так нехорошо, а если только в манерах, так большой беды нет; с деньгами и с чинами это постепенно исчезает. Родители, должно быть, были бедные, а мать попрошайка: «У того ручку поцелуй, у другого поцелуй»; ну, вот оно и въелось. Впрочем, это все-таки лучше, чем грубость.

Входит человек.

Человек. Госпожа Мамаева! Они в гостиной-с. Я докладывал, что ее превосходительства дома нет-с.

Мамаева (за дверью). Не помешаю?

Крутицкий. Нет, нет! (Человеку.) Подай кресло!

Человек уходит, возвращается с креслом. Входит Мамаева.

Явление второе