Вам чего здесь?
Улита. Я, кажется, забыла…
Карп. Ничего вы не забыли, это вы напрасно. У вас есть свой департамент, мы к вам не ходим.
Вот так-то лучше!.. Самая проклятая женщина!
Буланов. Расчет прямой; кажется, можно понять.
Аксюша. Да, я понимаю.
Буланов. Так и упрямиться нечего. Перед кем здесь неприступность-то разыгрывать? Ведь Раиса Павловна обещает много денег дать; чего ж еще? Креститься надо обеими руками.
Аксюша. Иное можно купить за деньги, а другого нельзя.
Буланов
Карп. Что вы шмыгаете взад и вперед? Не видали вас тут? Здесь комнаты чистые.
Улита. Уж и войти нельзя!
Карп. Как это вы себе покою не найдете? Мечетесь вы, как угорелая кошка. Позовут вас, тогда другое дело.
Аксюша. Насильно мил не будешь, Алексей Сергеич.
Буланов. Ну, да уж я добьюсь своего; у меня не отвертитесь. Ведь вам лучше меня здесь не найти.
Аксюша
Карп
Буланов. А что, Карп?
Карп. Молоды вы очень.
Буланов. Знаю, что молод.
Карп. А это нехорошо.
Буланов. Что ж мне делать-то?
Карп. Это не к пользе вашей… А вы старайтесь…
Буланов. Уж как ни старайся, а вдруг лет не прибавится: я только из гимназии.
Карп. Да что гимназия! Другие и в гимназии не были, да какие ловкие.
Буланов. Да на что ловкие-то?
Карп. Да на все, а уж особливо что мимо рук-то плывет.
Опять? Тьфу! Брысь ты, окаянная!
Улита
Буланов
Карп. То-то: «да». Вы что барышню-то тревожите? Какой тут авантаж?
Буланов. Все-таки…
Карп. Осторожнее надо, сударь; недаром Улита тут ползает, перенесет сейчас. А понравится ли барыне? Еще неизвестно, куда вас Раиса Павловна определят. Они хоть и барыня, а ведь их дело женское: никак даже невозможно этого знать, что у них на уме. Вдруг одно, и сейчас другое; у них в мыслях не то что на неделе, на дню до семи перемен бывает. Вот вы говорите: жениться; а может, что другое заставят делать! Вы своей воли не имеете; привезли вас на пропитание, так как маменька у вас в бедности… А вы хотите… Уж вы и смотрите все в глаза.
Буланов. В глаза?
Карп. Беспременно. Так все ходите и смотрите, потому от них зависимы… А там по времени, из разговора или из чего и можете понять… Барыня идут.
Гурмыжская. Я вам говорила, господа, и опять повторяю: меня никто не понимает, решительно никто. Понимает меня только наш губернатор да отец Григорий…
Милонов. И я, Раиса Павловна.
Гурмыжская. Может быть.
Милонов. Раиса Павловна, поверьте мне, все высокое и все прекрасное…
Гурмыжская. Верю, охотно верю. Садитесь, господа!
Бодаев
Гурмыжская. Что вы?
Бодаев
Гурмыжская
Судьба его очень интересна, я вам сейчас расскажу. Алексис, погуляйте в саду, мой друг.
Милонов. Ваш родственник, вероятно?
Гурмыжская. Нет, не родственник. Но разве одни родственники имеют право на наше сострадание? Все люди нам ближние. Господа, разве я для себя живу? Все, что я имею, все мои деньги принадлежат бедным;
я только конторщица у своих денег, а хозяин им всякий бедный, всякий несчастный.
Бодаев. Я не заплачу ни одной копейки, пока жив; пускай описывают имение.
Гурмыжская. Кому не заплатите?
Бодаев. На земство, я говорю.
Милонов. Ах, Уар Кирилыч, не о земстве речь.
Бодаев. Никакой пользы, один грабеж.
Гурмыжская
Бодаев. Да, не слышу.
Гурмыжская. Этот молодой человек, господа, сын одной моей приятельницы. Я встретилась с ней в прошлом году в Петербурге. Прежде, давно уж, мы жили с ней совершенно как сестры; но потом разошлись: я овдовела, а она вышла замуж. Я ей не советовала; испытавши сама, я получила отвращение к супружеству.
Бодаев. К супружеству, но не к мужчинам?
Гурмыжская. Уар Кирилыч!
Бодаев. Да я почем же знаю; я только спрашиваю. Ведь разные бывают характеры.