Том 6. Пьесы 1871-1874

теперь одна отчаянность действует. Был человек, и вдруг стала земля… значит, на что же деньги? Их с собой туда не возьмешь.

Ахов. Это правда, что не возьмешь. Только, ежели тебя связать теперь, так я полагаю, что дело будет вернее.

Ипполит. Теперича уж поздно меня вязать.

Ахов. Нет, я думаю, самое время.

Ипполит. Ошибетесь.

Ахов. Неужели? А что же ты сделаешь?

Ипполит (вынимает из кармана нож). А вот сейчас — раз! (Показывает на свою шею.) Чик — и земля.

Ахов (в испуге). Что ты делаешь, мошенник! Что ты, что ты! (Топает на одном месте ногами.)

Ипполит. Глаза закроются навек, и сердце биться перестанет.

Ахов. Вот я тебя! Вот я тебя! (Топает.)

Ипполит. Чем вы меня, дяденька, испугать можете, коли я сам своей жизни не рад. Умерла моя надежда, и скончалася любовь — значит, всему конец. Ха-ха-ха! Я теперича жизнь свою жертвую, чтобы только люди знали, сколь вы тиран для своих родных.

Ахов. А вот я людей кликну, да за полицией пошлю.

Ипполит. Невозможно. Потому, ежели вы с места тронетесь или хоть одно слово, я сейчас — чик, и конец.

Ахов. Что же ты со мной делаешь, разбойник? Ипполит, послушай! Послушай ты меня: поди разгуляйся, авось тебя ветром обдует. (Про себя.) С двора-то его сбыть, а там режься, сколько душе угодно!

Ипполит. Нет, дяденька, эти шутки надо вам оставить; у нас с вами всурьез пошло.

Ахов. Всурьез?

Ипполит. Всурьез.

Ахов. Ну, а коли всурьез, так давай и говорить сурьезно. А я думал, ты шутишь.

Ипполит. Стало быть, мне не до шуток, когда булат дрожит в моей руке.

Ахов. Что ж тебе от меня нужно?

Ипполит. Разочтите, как следует.

Ахов. Как следует? Мало ли, что тебе следует? Ты говори толком.

Ипполит. Вот и весь будет толк! (Вынимает из кармана бумагу.) Подпишите!

Ахов. Что ж это за бумага? К чему это?

Ипполит. Аттестат.

Ахов. Какой такой аттестат?

Ипполит. А вот: что, живши я у вас в приказчиках, дело знал в точности, вел себя честно и благородно даже сверх границ.

Ахов. Все это тут и прописано?

Ипполит. Все и прописано. Жалованья получал две тысячи в год.

Ахов. Это когда же?

Ипполит. Так только, для видимости. Ежели я к другому месту…

Ахов. Да? Людей обманывать? Ну, пущай. Ничего — можно.

Ипполит. И по окончании, за свое усердие, выше меры, награждение получил пятнадцать тысяч…

Ахов. Тоже для видимости?

Ипполит. Нет, уж это в подлинности.

Ахов. Да что в подлинности-то? Рублев пятьсот, чай, за глаза?

Ипполит. Все полным числом-с.

Ахов. Нет, уж это, брат, шалишь!

Ипполит. Ежели вы опять за свою политику, так ведь вот он! (Показывает нож.) Сейчас — чик, и конец!

Ахов. Да что ты все — чик да чик! Наладил!

Ипполит. Отчаянность!

Ахов. Тысячу рублей — и шабаш! Давай подпишу.

Ипполит. Ежели мне моя жизнь не мила, так разве от тысячи рублей она мне приятней станет? Мне жить тошно, я вам докладывал: мне теперь, чтоб опять в настоящие чувства прийти, меньше пятнадцати тысяч взять никак невозможно; потому мне надо будет себя всяческими манерами веселить.

Ахов. Ну, грех пополам! Давай руку!

Ипполит. Давайте пятнадцать тысяч без гривенника, и то не возьму.

Ахов. Этакую силу денег? За что?

Ипполит. За десять лет. Чужому бы больше заплатили.

Ахов. Само собой, что больше, да не вдруг. А вдруг-то жалко. Пойми! Пойми!

Ипполит. Извините, дяденька! Я теперь не в себе, понимать ничего не могу.

Ахов. Ну, возьми половину, а остальные завтра. Жаль мне вдруг-то. Понял?

Ипполит. Я вам говорю, что понимать ничего я не в состоянии, значит, пожалуйте все сейчас!

Ахов. Ну, что с тобой делать! Давай бумагу!

Ипполит подает бумагу. Ахов подписывает.

Бери деньги! Да только ты чувствуй это! (Отсчитывает из денег, принесенных Ипполитом.)

Ипполит (берет деньги и бумагу). Покорно вас благодарю.

Ахов. Благодари хорошенько!

Ипполит. Чувствительнейше вам благодарен.

Ахов. Поклонись в ноги, братец!

Ипполит. Это уж зачем же-с?

Ахов. Сделай милость поклонись, потешь старика! Ведь ты мне какую обиду, какую болезнь-то сделал! А поклонишься, все мне легче будет.

Ипполит. За свое кланяться, где же это видано.

Ахов. Ну, я тебя прошу, сделай ты мне это почтение! Авось у тебя спина-то не переломится?

Ипполит. Нет, право, дяденька, что-то стал чувствовать; к погоде, что ли, лом стоит, никак не согнешься.

Ахов. Разбойник ты, разбойник! Врешь ведь ты! Тебе ж хуже; не кланяйся родным-то, так и счастья не будет ни в чем.

Ипполит. Ну, уж мой грех, на себя и плакаться буду.

Ахов. Будешь, будешь. Мне твоя эта непокорность тяжелей, чем эти самые пятнадцать тысяч.

Ипполит. Что ж делать, дяденька, я и сам не рад, да не могу-с, потому к погоде, что ли…

Ахов. Ну, скажи ты мне теперь, на что тебе эти деньги. Ведь прахом пойдут, промотаешь.

Ипполит. Оченно много ошиблись, я жениться хочу.

Ахов. Дело недурное; только ведь хорошую за тебя не отдадут. Разве по мне? Что дядя у тебя знаменит везде…