Барабошев.
Поликсена.
Мухояров.
Платон.
Филицата.
Глеб.
Декорация первого действия. Лунная ночь.
Глеб. Какая все, год от году, перемена в Москве, совсем другая жизнь пошла. Бывало, в купеческом доме в девять часов хозяева-то уж второй сон видят, так для людей-то какой простор! А теперь вот десять часов скоро, а еще у нас не ужинали, еще проклажаются, по саду гуляют. А что хорошего! Только прислуге стеснение! Вот мешки-то с яблоками с которых пор валяются, никак их со двора не сволочешь, не улучишь минуты за ворота вынести; то сам тут путается, то сама толчется. Тоже ведь и нам покой нужен; вот снес бы яблоки и спал, а то жди, когда они угомонятся.
Глеб. Я вот, Мавра Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются! Только одно сумление с ними да грех; стереги их, броди по ночам, чем бы спать, как это предоставлено человеку.
Мавра Тарасовна. Я свое время знаю, когда обирать их.
Глеб. То-то, мол. Отобрать бы: которые в мочку, которые в лежку, опять ежели варенье…
Мавра Тарасовна. Уж это, миленький, не твое дело.
Глеб. Да мне что! Я со всем расположением… уж я теперь неусыпно… Нет, я за ум взялся: стеречь надо, вот что!
Мавра Тарасовна. Стереги, миленький, стереги.
Мавра Тарасовна. Амос Панфилыч давно уехал?
Филицата. Да он, матушка, дома.
Мавра Тарасовна. Что так замешкался?
Филицата. Да, видно, не поедет; и лошадей не закладывают, да и кучер со двора отпросился.
Мавра Тарасовна. По будням все ночи напролет гуляет, а в праздник дома; чему приписать, не знаю.
Филицата. Что человека из дому-то гонит? отвага. А ежели отваги нет, ну и сидит дома. Вот какое дело; а то чему ж другому быть-то!
Мавра Тарасовна. Куда ж эта его отвага девалась?
Филицата. Первая отвага в человеке — коли денег много; а деньги под исход — так человек скромнее бывает и чувствительнее, и об доме вспомнит, и об семействе.
Мавра Тарасовна. Так от безденежья, ты думаешь?
Филицата. Одно дело, что прохарчился, матушка.
Мавра Тарасовна. Ты с приказчиками-то, миленькая, дружбу водишь, так что говорят-то? Ты мне как на духу!
Филицата. Да что ж! Тонки дела, тонки.
Мавра Тарасовна. Торговля плоха, стало быть?
Филицата. Да что торговля! Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег нет, вот отчего и тоска, и уж такого легкого духу нет, чтоб тебя погулять манило.
Мавра Тарасовна. А много ль Амос Панфилыч на себя забрал из выручки-то?
Филицата. Говорят, тысяч двадцать пять в короткое время.
Мавра Тарасовна. Ну, что ж, миленькая, пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то?
Филицата. Да что уж! Только б быть здоровыми.
Мавра Тарасовна. Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали.
Филицата. Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели.
Мавра Тарасовна. Конечно, такие люди дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя.
Филицата. Ваше дело, мы судить не смеем.
Барабошев. Почему такое, Никандра, у нас в кассе деньги не в должном количестве?
Мухояров. Такая выручка, Амос Панфилыч, ничего не поделаешь.
Барабошев. Мне нужно тысячи две на мои удовольствия, и вдруг сюрприз.
Мухояров. Уплаты были, сроки подошли.
Барабошев. А как, братец, наш портфель?
Мухояров. Портфель полнехонек, гербовой бумаги очень достаточно.
Барабошев. В таком разе дисконтируй!
Мухояров. Где прикажете?
Барабошев. Никандра, ты меня удивляешь. Ступай, братец, по Ильинке, налево один банк, направо другой.
Мухояров. Да-с, это точно-с. Вот если б вы сказали: ступай по Ильинке, налево один трактир, дальше — другой, в одном спроси полуторный, в другом порцию солянки закажи; так это осуществить можно-с. А ежели заходить в банки, так это один моцион, больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо, ни копейки за наши векселя не дадут.
Барабошев. Но мой бланк чего-нибудь стоит?
Мухояров. Еще хуже-с.
Барабошев. Значит, я тебя буду учить, коли ты настоящего не понимаешь. Нужны деньги, процентов не жалей, дисконтируй в частных руках, у интересантов.
Мухояров. Все это мне давно известно-с! Но в частных руках полторы копейки в месяц за хорошие-с.
Барабошев. А за наши?
Мухояров. Ни копейки-с.
Барабошев. Получение предвидится?
Мухояров. Получения много, только получить ничего нельзя-с.
Барабошев. А платежи?
Мухояров. А платежи завтрашнего числа, и послезавтра, и еще через неделю.
Барабошев. Какая сумма?
Мухояров. Тысяч более тридцати-с.
Барабошев. Постой, постой! Ты, братец, должен осторожнее. Ты меня убил.
