— Принц, ты должен её отсюда забрать, — Хитрая была непривычно серьёзна. — Ей здесь плохо, очень плохо, вот, смотри, — и она обрушила на Дэрри всё, что считала с сознания Майки. Принц даже согнулся и замычал, хотя отрицательные эмоции, если и были, то пролетели мимо — нечем их вампиру воспринимать. Но даже и безэмоциональное осознание своей полной ненужности и неприкаянности, привычное и покорное одиночество, которому не предвиделось конца, тяжелым бичом стегнуло по сознанию. И наивная, доверчивая надежда на что-то хорошее — расплывчатое и невнятное — не смягчала, а только подчёркивала общую безысходность. Уж больно расплывчатым и невнятным рисовалось это «хорошее», явно сказывалось отсутствие опыта счастливой жизни.
— Но… почему? — с трудом пришел в себя Дэрри.
— Не знаю. Но — вот так она живёт, сколько себя помнит, я просканировала память. Частично изоляция добровольная, почему — непонятно. Обиды нет ни на кого, удивительно беззлобное создание, зато есть страх, причём какой-то странный, я не поняла, перед чем.
— Ладно, разберёмся. Тащи её сюда, кормить будем. Хоть это-то мы можем сделать? Миропорядок не пострадает от того, что ребёнок поест? А там подумаем, как быть.
Дэрри попался на глаза недоплетённый венок под тентом и, пока Хитрая неторопливо везла Майку через луг, он нарвал ещё цветов, чтобы закончить. Теперь было, кому его отдать, зачем же пропадать работе?
— А вот! А нет! А… Ай, отдай-отдай, а-ха-ха! — звенело над лугом. Дэрри пригляделся из-под руки. Ага, освоился хомячок. И играет со Зверем… в «хлопки-ладошки»?! Это ж надо додуматься! Майка прижимала ладошку к шкуре Хитрой, отдёргивала, опять прижимала, в какой-то момент Хитрая «приклеивала» руку Майки, и ребёнок заходился счастливым хохотом. Да-а…
— Прекрасная райя! Вы не проголодались? Стол накрыт! Позвольте вам помочь спуститься? — протянул руку Дэрри.
— Страх! Паника! Убери руки, не трогай её! — отозвалась Хитрая одновременно с Майкиным отказом:
— Не-не, я сама… Я… всегда сама… — и Майка осторожно, цепляясь за гриву, спустилась на землю. На что-то это было страшно похоже, на что-то очень знакомое, о чём-то это Дэрри напоминало, ещё бы сообразить — о чём. — Это что-о же вот тако-ое? — Майка во все глаза таращилась на натюрморт под тентом. Скатерть была уставлена блюдцами, на которых Дэрри разложил свою добычу. На одном сидела целая семейка грибков из перепелиных яиц, фаршированных паштетом, с шляпками из кусочков сладкого перца. На другом блюдце полураспустившиеся бутоны белых и желтых роз из тончайших полупрозрачных ломтиков сыра «росли» на веточках укропа, на третьем розовые и красные розы из колбасы разных сортов, припорошенные пудрой из миндаля, предпочли листья кинзы. Флотилия крохотных кораблей-рулетиков из ветчины с брынзой, под лихо заломленными парусами из листьев салата, плыла по бурному салатовому морю. Ну не знал Дэрри, что этому хомячку понравится, вот и нахватал всего понемножку. Посредине красовался маленький — по Дворцовым меркам — тортик: замок из взбитых сливок, марципана, цукатов и свежих фруктов. Венчали композицию запотевший хрустальный кувшин с компотом и хрустальный же бокал. Искать посуду попроще Дэрри поленился.
— Это… еда… — растерялся Дэрри. — Ты… этого не любишь?
— А это… едят? Это же… цветочки…
— Довыпендривался? Принц! — заржала Хитрая.
— Это совершенно точно едят, — облегчённо улыбнулся Дэрон и присел на корточки. — Вот, смотри, это сыр, а это колбаска. Ты попробуй, попробуй! Это просто так сделано, чтобы не только вкусно, но и красиво. А это называется торт, он сладкий.
Как только недоразумение разрешилось, тарелки стали опустошаться с замечательной скоростью. Дэрри только успевал подливать компот, и уже даже усомнился — может, мало еды взял? Но после второго куска торта Майка иссякла, и только вздыхала, глядя на то, сколько вкусного ещё осталось, а ей уже никак, до чего ж обидно-то! Но горевать всерьёз не получалось: набитый живот к печали не располагает. Личико Майки от еды зарумянилось, а глаза стали закрываться сами — разморило.
— На-ка вот, держи, — протянул ей Дэрри венок. Заклятие «Неувядаемости» срастило стебли и, как всегда, украсило цветы каплями росы. Жалко, венок маленький, недели две продержится, не больше. Но на такой объём долгоиграющее заклинание не повесишь.
— Спасибо, мне больше никак, — помотала Майка головой, держась за живот. Дэрри сначала не понял, потом засмеялся:
— Да нет, это уже не едят, это просто венок. На голову. Надень-ка! Вот так! Вот теперь ты совсем красивая!
— Ты тоже кхррасивый! — с сонной благосклонностью отозвалась Майка. — Такой си-иний, бахррхатный. И двёдздочки… Ой!.. — она испуганно прикрыла рот ладошкой. В глазах закипела паника.
— Чувак, по-моему, тебя клеют! — заржала Хитрая, и осеклась, уловив мысли Дэрри. А он подобрал отвисшую челюсть:
— Видящая! Да ещё и бесконтактная! Так вот что…
— Дэрри, она в отчаянии! — перебила его мысли Хитрая. — Чуть ли не в обмороке! Ей плохо, очень плохо! Говори с ней, говори! Что угодно, любую чушь! Отвлекай! Ну же!
— Майка! Майка, что случилось? — переполошился Дэрри. Приходилось ограничиваться словами. Вполне естественный жест — обнять, чтобы утешить — с Видящей был категорически неприменим. — Чего ты испугалась? Ты меня боишься? Меня? Но я ничего тебе не сделаю! Я тебе чем угодно поклясться могу! Ну скажи, в чём дело? Это из-за того, что ты обо мне сказала? Но я не сержусь! Мне, наоборот, понравилось, я люблю синий цвет! — но Майка только трясла головой с закрытыми глазами, зажимая рот рукой, и уже плакала, молча, сглатывая безнадёжные горькие всхлипы. И на взгляд не взять, чтобы успокоить — глаза-то закрыты, и где тот взгляд? Эх, Донни бы сюда! Вот кто забалтывать умеет! Так мозги загрузит — и взгляд не нужен!
— Ну-ка, пусти-ка, дай-ка я… — Хитрая как-то ловко сгребла девочку лапой, прошлась языком по зарёванному лицу и затарахтела басом, как гигантский кот. Майка вцепилась двумя руками в огромную лапищу, уткнулась лицом в мех и разревелась уже по-настоящему. — Подожди, пусть поплачет. Ей даже думать об этом страшно, ничего не разобрать, каша полная. Приберись пока, — посоветовала Хитрая. Дэрри вздохнул и стал собирать посуду, обдумывая сложившуюся ситуацию. Хомячок оказался с сюрпризом, да таким, что голова кругом! О том, кто лет через пятнадцать будет Видящей Короны, можно больше не беспокоиться! Вон она, ревёт в три ручья, целиком помещаясь в лапе Хитрой! Но это потом, а сейчас что? В Университет, а не на ферму, это однозначно, но… она такая маленькая! А кто у нас в Универе знакомый? Да Квакля, конечно! И личка имеется. Но сейчас каникулы, он с Птичкой, наверно, у Лисы тусуется. А так даже и лучше, Лиса сама Видящая, сообразит, что делать. Нормально, что-то начинает вырисовываться. Только чего же она боится, эта Майка? Что из деревни выгонят? А ведь точно, в диких деревнях магии не терпят. Наверно, эта её тётка или «тхрравница Ихрра» её запугали и приказали молчать о своих способностях — для её же, как они считают, блага. Ничего себе — благо! Ур-роды! Да ладно, сейчас проверим свои догадки. Дэрри присел рядом с Майкой.
— Майка! Майка? Я никому не скажу. Из деревни — никому. Честно!
Рыдания понемногу затихли. Выглянуло зарёванное личико. Майка вытерла щёки и нос ладошками, тяжело вздохнула и понурилась, вертя в руках свалившийся венок.
— Они… знают… — тихо сказала она.
— А чего же ты плакала? — удивился Дэрри.
— Ты же не знал, что я… ухррод… — совсем тихо договорила девочка и опять вздохнула, тяжело и обречённо. И Дэрри всё понял. И так хорошо понял, что пришлось отойти и порычать, и покосить траву отросшими когтями, и немного успокоиться, и заставить себя убрать клыки, прежде чем продолжать разговор. И тревожные вопли Хитрой «Держи себя в руках! Ты её напугаешь!» на этот раз помогали слабо.
— Майка, послушай меня. Это они неправильно говорят, никакой ты не урод. Такие, как ты, называются Видящими Истину, Корона вас очень ценит. Видящих специально отыскивают и обучают в Университете. А потом, окончив Университет, они работают в городских магистратах судебными
