подозревали. Инкубы ле Скайн — в основном поднятые эльфы, хоть и изменившиеся, но сохранившие память и знания — решили основать собственное государство, но под протекторатом на-фэйери Лив. Им отдали земли полосой вдоль Хребта Дракона.
Эльфов война сильно изменила. Только три сотни вернулись в благословенные леса с надеждой забыть увиденное и попытаться возвратить блаженство неведения. Около сотни ушло в земли ле Скайн вслед за поднятыми женами и мужьями. Остальные отправились в Мир, чтобы научить людей не быть такими уж скотами. Результаты получились весьма спорные. Да, людей удалось кое-чему научить — но цена оказалась велика, некоторые даже считали, что велика непомерно. Повсеместная установка мусорных порталов позволила ануллировать свалки и устранила необходимость ремонтов канализации — вместе с самой канализацией. Все отходы собирались этими порталами в Провал — глубокое ущелье на севере. Раз в полгода три десятка магов отправлялись туда и выжигали все, что успело скопиться, Симфонией Солнца, самым сильным заклинанием огня из имеющихся. Образовавшийся пепел отправляли на поля в качестве удобрения. Да, людей удалось немного приучить к порядку. Эльфам же пришлось весьма нелегко в выполнении взятой на себя миссии. Вдумчивые и неторопливые в принятии решений, эльфы просто не успевали следить за своими шустрыми и богатыми на выдумку подопечными. Никаких нервов не хватало, никакой энергии. Большие энергетические затраты потребовали изменения рациона. Эльфы стали есть мясо. Дома-деревья не могли отапливаться — воздух пересыхал, деревья гибли. Эльфы научились жить в каменных домах. И, конечно, приобрели массу милых человеческих черт: спесь, зависть, хитрость, чванство и страсть наряжаться. Эльфы очеловечились. Лесные отшельники во время кратких визитов смотрели на них с ужасом, шептались о заражении скверной ле Скайн, но вслух и в лицо говорить не отваживались. От них, от этих, в глаз получить — плевое дело, на раз, только намекни! Грубые, агрессивные — представляете, они даже вот этими, как их? Мечами, да — машут вовсю! Дерутся — я сама видела! Раса практически раскололась на две неравных части, на мирских и лесных эльфов, и понимали они друг друга с течением времени все хуже и хуже.
Со временем получилось так, что лесные жители, старательно избегавшие контактов с любыми представителями из внешнего мира, освободили от своего присутствия весь запад тропиков. Слишком близко к землям ле Скайн. «Ах, эти инкубы, они такие грубияны! И они так смотрят! Как будто сейчас съедят! И такие вещи говорят — нельзя, чтобы дети это слышали!» На освободившееся место получили возможность удалиться от Мира эльфы, уже воспитавшие себе преемника — сына. Три, а по сути, уже четыре расы пытались ужиться в одном мире. Это было очень сложно.
А виновата, конечно, была святая мать ле Скайн, принесшая в мир любовь. Эльф не мог пережить своего избранника. Полюбить человека было для эльфа смертным приговором с отложенным исполнением. Эльфийские пары иногда распадались — всякое случается, но разрыв происходил медленно, сглаженно, давая участникам время придти в себя, иногда растягиваясь лет на сто. Кроме того, при разрыве отношений между эльфами, все оставались живы. Оставалась, конечно, рана на душе или на самолюбии — но это эльф мог пережить. С человеком изменения происходили стремительно. Влюбился юный эльф в прекрасную девушку, прошло жалких тридцать лет, глядь — а рядом с ним почтенная матрона, которая совсем не понимает его юношеских порывов. Слава Жнецу, если это оказывалось юношеским увлечением красивой внешностью — тогда вместе с внешностью проходила и влюбленность. Полукровок от таких браков, как правило, обладавших каким-нибудь даром, пристраивали в Университет, человека обеспечивали материально, и эльф, пострадав сотню лет, возвращался к нормальной жизни. Если же любовь оказывалась истинной — эльф был обречен. Все эти тонкости доставляли массу отличных сюжетов для любовных романов, коими и зачитывались райи и на-райе с третьего тысячелетия до наших дней. Эльф влюбляется в красавицу-райю, его родственники клевещут на нее, они расстаются. А через сто (двести, триста) лет правда выходит наружу, старое чувство вспыхивает с новой силой, отягощенное сознанием вины (поверил в клевету). Несчастный эльф гаснет и погибает, все плачут. Стандарт с разными вариациями. О том, что объект его любви стал уже к пятидесяти годам сварливой вздорной теткой, любящей пропустить стаканчик перед сном, роман, как правило, умалчивал.
Из этого положения существовала лазейка, но не всем и не всегда удавалось ею воспользоваться. Можно было уговорить человека на поднятие во Жнеце, подать прошение старейшинам ле Скайн, а потом ждать и надеяться, что разрешение придет раньше, чем возлюбленный прикажет долго жить. Разрешения давались редко — практически вечно живущие, вампиры опасались перенаселения и внимательно следили за своей численностью. Кроме того, редко когда можно было сказать заранее, кем восстанет человек. Мужественная, отважная женщина могла восстать ординаром-мужчиной. Мягкий, добрый муж — женщиной-вамп. Инкубы из людей получались крайне редко — недоставало внутренней гармонии. Часть личности при таком поднятии безвозвратно утрачивалась, она как бы упрощалась, теряла глубину и стратифицировалась. Брак, конечно, все равно со временем распадался, эльф не мог долго выносить добродушную бесчувственность ординара, как бы ни любил до поднятия. Но зато он оставался в живых и, со временем, приходил в норму. В остальном же ординары были очень симпатичными и удобными созданиями — пока сытые. Впрочем, после постройки Госпиталя св. Афедоры, с их кормлением проблем не возникало. Половое влечение отсутствовало и у ординаров, и у инкубов, но получать и доставлять удовольствие могли и те и другие. Конечно, для инкуба, способного собирать чужую энергию, это было намного более актуально.
С инкубом эльф мог сосуществовать довольно успешно, но здесь ловушка подстерегала инкуба. Если ординары могли употреблять любую кровь, то для инкубов кровь на-райе являлась сильнейшим стимулятором, восстанавливающим утраченные при поднятии эмоции, причем, в основном отрицательные. Оказалось, что возможность испытать сожаление, печаль, тоску, даже страх, обладает для инкубов чудовищной притягательностью. А последствия были катастрофическими. Одна капля, день тихой грусти — сутки сна. Полстакана, день в слезах — и после месяца спячки просыпался полуразумный хитрый монстр, готовый абсолютно на все ради еще одной порции крови на-райе. Сначала таких просто убивали, как и спившихся на крови ординаров, потом научились лечить. Но, даже с этим условием, постоянное искушение превращало жизнь инкуба рядом с эльфом в испытание на прочность.
Еще один камень преткновения заключался в принципиальной разнице даже не культур, а физиологии. У людей и эльфов моральные нормы были примерно одинаковы, но все забывали, что это происходит из-за сходства именно физиологического. Вампиры, при попытке примерить к ним человеческую мораль, выглядели до ужаса аморальными и разнузданно безнравственными. И мало кому приходило в голову задуматься, какая же мораль должна быть у существа, которое сейчас мужчина, через час женщина, а через два — вообще летучая мышь, тварь весьма относительно разумная, но очень активная во всех отношениях.
А мораль у них была, и был уголовный кодекс — их собственный. Нельзя соблазнять чужого кормлеца без ведома хозяина. Нельзя соблазнять несовершеннолетних смертных — под угрозой выдачи человеческому или эльфийскому суду. Нельзя предлагать, а тем более принуждать стать постоянным кормлецом. Предложение может исходить только от совершеннолетнего существа, желающего стать добровольным кормлецом, в присутствии трех свидетелей. Исключением из этого правила были только неизлечимые душевнобольные в Госпитале.
Еще был закон единицы: «Один человек — один взгляд — один раз». Брать на взгляд конкретного человека можно было один раз за всю его жизнь. Воспользовавшийся обязан был поставить на человека магическую метку, и больше этого человека брать на взгляд не имел права никто. Всего лишь справедливость. Понятно, что некоторые люди привлекательнее других. Нельзя было допустить, чтобы их раз за разом брали на взгляд все, кому они понравятся.
Категорически запрещалось поднимать во Жнеце без официального разрешения. Все это были правила, совершенно необходимые для самой возможности интегрирования вампиров в мир живых. Нарушители карались жестоко, вплоть до полного стирания личности.
Сосуществование трех рас шло через пень-колоду, но, к счастью, уже без крупных вооруженных столкновений. Мир держали Руки Короны.
Большим пальцем мог быть и человек, и эльф, и вампир. Он отвечал за все, что происходит в Руке и с Рукой, он вел Руку в бой, он писал отчеты и получал нагоняи от начальства — Замка. Замок отвечал за пять Рук, за их «сыгранность», за то, чтобы четыре из них были готовы к немедленному реагированию, пока пятая отдыхает, и обрабатывал отчеты, отправляя наверх, своему Кулаку, только самое необходимое.
