Не задался у него этот этап работы, что уж говорить! А перед этим все шло так удачно! Он нашел подходящих ящериц, провел колоссальную работу по селекции и, что касается тел — вполне удачно! Правда, чем больше они становились, тем медленнее размножались. А вот с разумом произошел облом. Он мог бы воздействовать на сознание напрямую — но для этого нужно, чтобы у объекта были хотя бы зачатки разума. Увы. Этим его подопечные похвастаться не могли. Они жрали, спали на солнышке, и изредка размножались. И никаких моральных проблем. Именно мысль насчет моральных проблем натолкнула его на раздумья. А не является ли мораль необходимой частью для развития разума? Может ли вообще быть разум без морали, как таковой? Получалось, что нет. Мораль может варьироваться в зависимости от обстоятельств существования и расы, но внутри замкнутой группы она должна быть — обязательно. А если существу, изначально неразумному, привить мораль извне, магически — разовьется ли у него разум? Гадать можно было до бесконечности, а Ри был существом действия — проще сделать и проверить. Получится монстр — убью, и все дела, не в первой нам это дело, решил он и взялся за расчеты. Результаты его шокировали, и настолько, что он чуть было не отказался от своих планов. Единственным вариантом, при котором уровень моральных переживаний выходил на рабочую мощность, оказалось изнасилование, причем неоднократное — отдельное на каждый амулет. А чтобы заклинание прижилось на юной ящерице и подействовало, оно не должно противоречить ее сущности, то есть, насилию должно подвергнуться существо, уже обладающее понятием морали, но неполовозрелое. Ребенок. Ри тогда скрючился от омерзения, и перепроверил свои выкладки раз двадцать — по-другому не выходило. Нет, он не испытывал ни к людям, ни к эльфам, ни к их детенышам никаких теплых чувств. Все они одинаковы: неблагодарные, трусливые, тупые и подлые твари, он и на другой континент улетел аж три тысячи лет назад, чтобы никого из них не видеть — но это не повод, чтобы так поступать с самим собой! Он не насильник в принципе, никогда таких поступков не понимал — по отношению кого угодно к кому угодно! Это омерзительно! Все равно, что по доброй воле нырнуть в помои! Но… клятва.
Больше пятидесяти лет он выращивал кристаллы для амулетов. Прилетел сюда, оборудовал лабораторию, отловил эльфийку юных лет — и вся работа пошла прахом. Девчонка, придя в себя, завопила так пронзительно, что все кристаллы полопались от резонанса. Он терпеливо вырастил новую партию, предпринял серию новых попыток, предварительно лишая подопытные экземпляры голоса — на всякий случай. Ему патологически не везло. Первая девчонка на третий раз сошла с ума — и он стал стирать им память после каждого раза. Другая умудрилась сбежать из пещеры и спрыгнуть с обрыва — почему? Он так и не понял. Он же ей ничего еще не сделал! Третья разбила кружку и ее осколком вскрыла себе вены в бассейне — правда, эту удалось спасти. Он почувствовал что-то неладное и успел вытащить ее и откачать. Почему они так поступают? Блин! Ведь он все равно всем стер бы память и тело возвратил в первоначальный вид — они и не вспомнили бы никогда об этих нескольких часах! А самое обидное — ни одна из 46 не смогла зарядить ему даже одного амулета из 10 кристаллов! Мораль? Хихикс! Они скулили, они пресмыкались, был бы хвост — виляли бы, и ни одна не возмутилась, не разгневалась — что же это делается-то, а? Как их воспитывают? Или это ему просто так везет? Вернее, не везет. Неужели эта тоже окажется пустышкой? Он взял за края паутинку основы с закрепленными на ней кристаллами и аккуратно разместил ее на солнечном сплетении рыжеволосой девчонки, распяленной на станке. Проверил сковывающие заклинания. Можно начинать.
— Очнись, дитя!
Мелиссентия дэ Вале, 11 лет
Ее семья жила в небольшом городке Вале-н-Дор. Тия была особой спокойной и рассудительной. Это отнюдь не означало, что она отличалась кротким нравом или покладистым характером. Просто в семье у них вместо «Упрямый, как дроу» говорили «Упрямый, как Тия». Еще в младенчестве она недвусмысленно дала всем понять, что переупрямить ее невозможно. Ребенок четко знал, чего хочет — и ставил в известность окружающих, а дальше как хотите. С этой няней — да, она будет и кушать, и слушать, и спать пойдет без скандала. А с этой она будет орать, пока все с ума не сойдут — и даже прикоснуться к себе не даст. К пяти годам она научилась подводить под свои желания стройную логическую базу — взрослые только головой крутили в изумлении. С ней перестали спорить — себе дороже, потому она и была спокойной и рассудительной. Любимым летним занятием у нее было валяние в гамаке с книжкой. Оттуда она однажды и исчезла.
Тия очнулась в недоумении. Что это было? На гамак свалилось что-то тяжелое, последовал стремительный взлет, так, что заложило уши — и все, провал, она даже испугаться не успела. А вот теперь, пожалуй, можно — в смысле, пугаться. Неярко светящийся потолок, каменные стены, а она сама, полностью раздетая, распялена враскоряку на каком-то сооружении — и никого. На ум тут же пришли сказки про сумасшедших колдунов. Похоже, ее сейчас будут приносить в жертву!
— Мама! — на пробу сказала она. Голоса не было, хотя горло исправно напряглось. Она удвоила усилия — бесполезно, даже сипа нет. Зато голос раздался над ней — из пустого пространства.
— Пум, пурум, пурум-пум-пум, — сказал голос. — Ага, очнулась? Чудненько. Значит, так. Убивать я тебя не собираюсь, сразу говорю. Но неприятно будет, и сильно. Э-э-э… да, я буду тебе чрезвычайно признателен, если ты постараешься не сойти с ума. Все поняла? Если да — мигни, — Тия не поняла ничего, а мигнула от полного обалдения, но голосу этого оказалось достаточно. — Вот и прекрасно, — заключил он, — тогда приступим, — «Сумасшедший», мелькнуло у Тии в голове, она еще раз беззвучно крикнула «Пусти, урод!» — и тут ее изнасиловали. Это было больно, да, но несравнимо с яростью и возмущением, захлестнувшими девочку. Ее! Это ее, которую дома даже не шлепали — просто потому, что бесполезно — но ведь не шлепали же? А этот гад еще и поет что-то! «Только выпусти — убью!», беззвучно орала Тия, «Гад, гоблин драный, урод, а-а-а! Я брату скажу, я отцу пожалуюсь, пусти, сука!». А воздух тем временем сгустился в фигуру… старшего брата. «Вака, ты сдурел? Ты что делаешь, кретин, отпусти меня немедленно!», но брат не реагировал на немые вопли Тии и продолжал, самозабвенно прикрыв глаза. А рядом… отец? Да что же это? Она беззвучно орала от гнева, унижения и ярости, извиваясь всем телом, но оковы держались крепко, а отец и уже оба брата, старший и младший, продолжали развлекаться — вместе, порознь, меняясь местами… А вокруг стояли мальчишки из класса и глазели, переговариваясь и тыкая пальцами. И все время звучал над ней мерный речитатив, почти пение, того, первого гада, который, конечно, все это и устроил! Не могли же ее родные так с ней поступить по собственной воле! Это все эта сволочь! Она поняла! Это сумасшедший колдун! Что же делать! И отец, и оба брата — все в его власти! А мама? Ее он тоже? «Этого не может быть, это сон, это кошмар, мамочка, я хочу проснуться!», взмолилась Тия в отчаянии. И тут стало еще хуже: пока дух ее сгорал от стыда и бился в безвыходной ярости, тело вдруг свела судорога звериного, чисто животного удовольствия.
Тия очнулась в недоумении. Что это было? На гамак свалилось…
Тия очнулась в недоумении. Что это было?
Тия очнулась в недоумении.
Тия… Тия… Тия…
Тия потеряла сознание.
Ри был страшно доволен. Наконец-то! Какой удачный экземпляр! Он зарядил все, что у него было! Ровно, мощно — вот это характер! На себе попробовал — до сих пор не отдышаться, а всего-то взял десятую часть мощности! Ум-ни-ца! Даже зауважал, честное слово! Сейчас он ее помоет — и пусть она поспит часика два. А потом, как проснется, увидит сундучок со всякой блестящей ерундой, начнет примерять, настроение повысится — тут-то память и стереть окончательно. А то эмоциональный фон — такая штука неприятная, воспоминания стираются, а он остается, поэтому проснется она, ничего не помня, но в совершенно безобразном настроении. А сокровища все сгладят, девчонки все падки на блестящие камушки. Пока в ерунде этой копается — развеселится, успокоится. Не она первая. Ри очень гордился изобретенной им методикой двухэтапного стирания памяти. Он проверял тех, прежних, неудачных — все стерлось без последствий, никаких душевных травм не осталось. Вот память тела — это дело другое, тут никакое стирание не поможет. Но, в общем-то, ничего страшного. Ну, проявится у девочки интерес к противоположному полу немного пораньше — ну и что? Замуж выдадут — и все дела.
