В тот же год Роджер епископ Лондонский, ученый и благоверный человек, осознал, что Корсины открыто и без стыда умножили свое ростовщичество, и ведут самую непристойную жизнь, беспокоя людей верующих разными обидами, и копя кучи [5] богатств с [помощью] тех многих, которых подвели под свое ярмо, пробудился в неистовой ярости, и воспламенел усердием к делу правосудия; посему он увещевал их как схизматиков отказаться от таких чудовищностей, покуда они ценят спасенье своих душ, и совершить эпитимью за свои проступки. Это предупреждение они сочли за ничто, с хохотом и насмешками и даже с угрозами; тогда епископ, вооружившись оружием духовной юстиции, пустил в ход против них всех общую анафему, и кратко и решительно приказал им убраться враз вон из города Лондона, который до сих пор был свободным от такого паразита, и диоцез его не может позорить себя подобной краской. Однако они, разбухая гордостью, и веря в папскую защиту, без труда или потери времени добились при Римском дворе того, чтобы вышеназванный епископ, ставший ныне старым, слабым и больным, был вызван на суд [и должен был явиться] беспрекословно далеко за море, [и предстать] перед судьями, которые были друзьми Корсинов, и выбранными по их же выбору, так чтобы он предстал и отвечал за [cвое] неправое деяние по отношению к папским торговцам. Но епископ, решив подобно Симу прикрыть наготу отца своего, нежели Хам открыть ее, положил мирный конец поднятой суматохе и, сокрыв происшедшее, отдал это дело на попечительство Св.Павла, который, проповедуя суровость и честность правосудия, написал так: 'Даже если [сам] ангел будет проповедовать вам обратное сим вещям, да будет он проклят' 4.
В эту пору иные из Миноритской братии, равно как и другие из ряда Проповедников, забывчивые к своему обету и ограничениям сана, нагло входили на территорию некоторых благородных монастырей, под претензией выполнения свогих обязанностей проповедывать, и как бы собираясь уезжать после проповеди на следующий день. Под предлогом болезни или под неким другим предлогом, тем не менее, они оставались, и, строя деревянный алтарь, ставили на него освященный алтарь каменный, который приносили с собой, и тайно, тихим голосом служили мессу, и даже исповедовали многих прихожан, [6] пакость священникам. И говорили они, что возымели полномочия от папы принимать от верующих те исповеди, кои постыдились они сделать своим собственным попам, либо презрели сделать, поскольку священники совершили тот же проступок, или же побоялись сделать то, поскольку священник был пьян; этак поднаторев, Минориты, давали отпущенье грехов [даже] после того, как на них наложили эпитимью. Тем временем, они [Минориты]послали уполномоченного к Римскому двору, со всей прытью, дабы изложить дело против мужей веры, на чьей земле постаивали; и добыли-таки разрешение оставаться там, с некоторыми другими выгодами вдобавок. А ежели, случаем, они не удовольствовались бы сим, то [явно] разразились бы оскорблениями и угрозами, поношением всякого ордена кроме своего собственного, и заявлениями, что все остальные - среди обреченных на проклятье, и что они не пощадят подошвы ног своих, покуда не оскудят достаток своих противников, как бы велик он не был. И мужи веры уступили им по многим пунктам, согласились, дабы избежать скандала и обиды от [более] cильных. Ибо они [Минориты] были советниками и посланниками нобилей, и даже папскими секретарями, и по сему получали немалое мирское покровительство. Иные, тем не менее, ставшие против Римского двора, были сдерживаемы очевидными причинами, и уехали прочь в смятении; ибо первосвященник с хмурым взором молвил им: 'Что значит сие, братья мои? на что идете вы? не вы ли признавали добровольную бедность, и то, что должны вы проходить города и замки и отдаленные места, когда требует случай, босо и ненавязчиво, проповедуя Божье слово со всем смирением? а теперь вы покушаетесь на то, чтоб узурпировать имущество для самих себя супротив желанья лордов сих владений? вера ваша, видно, в огромной мере, отмерла, и домыслы ваши надобно опровергнуть'. Услыхав это, они уехали и стали вести себя более сдержанно, несмотря на то, что прежде говорили столь задиристо, и отказались следовать воле остальных, хотя и были в домах не своих собственных. В этот год Кордова, известный город Испании, был взят королем Кастилии, после убийства брата Эмира мира, 5 и порубления его армии на куски. [7]
В тот же год, в Адвент Господа нашего, Роберт Фитц-Уолтер, барон славного рода, и знаменитый подвигами оружными, прошел весь путь своей плоти; и в тот же год в цвете своей молодости Роджер де Сюмерик был отнят от людей [живущих], человек исключительной элегантности, почтенного рода и видной удали. Опять-таки, в этот год в знак продолжения своих добрых отношений, император послал верблюда королю.
В Лето Господа 1236, что было двадцатым годом правления короля Генриха Третьего, он [король] стоял со своим двором в Винчестере на Рождество, где и провел весело тот праздник. Он в то время с нетерпеньем ждал возвращения особых посыльных, коих он послал в Прованс к Раймонду, графу той провинции, с письмами, содержащими его собственные сокровенные мысли о заключении брака с его [графа] дочерью Элеанорой. Сказано, граф был человек знатного рода и бравый в битве, но в непрерывных войнах истратил почти все деньги, которыми обладал. Он женат на дочери Томаса, последнего графа Савойского, и сестре теперешнего графа, Амадеуса, женщине заметной красоты, по имени Беатрис. У этой дамы потомство от вышеназванного графа: две дочери великой красоты, старшая из которых именем Маргарет, была отдана за Людовика, французского короля, как поведал нам грамотей именем Джон де Гейтс; и король Англии через тех посыльных потребовал младшую, юнную леди прелестной внешности, в невесты. Дабы заполучить благосклонность, он заранее тайно послал Ричарда, приора Хэрлского, который верно и с усерднием довел дело до завершения. По возвращении приора и сообщении королю результата, последний отослал его обратно к графу с несколькими другими посыльными, а именно, с епископами Хью Элийским и Робертом Херефордским, и братом Роберта Сэндфорда, магистром Рыцарей Тамплиеров. Эти посыльные были приняты графом по их прибытию в Прованс с величайшей честью и почтением, и из рук его получили его дочь Элеанору, чтоб быть [ей] соединенной с королем Англии; ее также посетил ее дядя, Уильям, избранный епископ [8] Валенсии, человек особый, и граф Шампани, сородник Английского короля. Король Наварры, проведав, что они должны шествовать через земли его, с радостью отправился им навстречу, и вел их как проводник через свои владенья пять дней и боле; он также, по своей природной щедрости, оплатил все их затраты, за лошадей, и за сопровождающих. А свита их состояла из более чем трехсот всадников, не включая народ, что следовал им в большом числе. Достигнув границ Франции они получили не только безопасный, но почетный проход через ту страну, в сопровожденьи короля французского и его королевы, сестры [нашей] госпожи, что почти была отдана в жены королю английскому, а также Бланше, матери французского короля. Они погрузились в порту Сандвич, 6 и на всех парусах вышли в Дувр, куда, быстро мчась, и прибыли раньше, чем их там ожидали. Так, благополучно сойдя на землю, они направились в Кентербери, и были встречены королем, который рухнул в объятия посыльных, и, увидя даму и получив в обладание ее, венчался с ней в Кентербери; церемония исполнена четырнадцатого января Эдмундом, архиепископом сего места, поможенного епископами, что пришли с дамой, в присутствии других благородных и прелатов королевства. 19 января король приехал в Вестминстер, где чрезвычайное торжество произошло на следующий день, что был Воскресеньем, на котором король был в короне, и Элеанора была венчана королевой. Так Генрих Третий венчался в Кентербери, а свадьбу сыграли в Лондоне, в Вестминстере, на праздник Св. Фабиана и Св. Себастьяна.
И было собрано на королевскую свадьбу такое скопище благородных обоего полу, такие множества людей веры, да толпы простолюдинов, и такая всякоразность актеров, что Лондон со своей пазухой объемной едва мог их вместить. Весь город был украшен знаменами и флажками, гирляндами и драпировками, свечами и лампами, и дивными выдумками и необычними представлениями, и все дороги были очищены от слякоти и грязи, палок, [9] и всякой скверны. Граждане тоже вышли встретить короля и королеву, разодетых в украшения, и соперничали друг с другом, пытая на скорость их коней. Тем же днем, когда они покинули город [,направившись] в Вестминстер, чтоб исполнить
