Глубоко на подсознании Терри полагал, что мир всегда будет таким, каким он хочет его видеть. Он не мог представить «Газету» без Рэя. И вдруг понял, почему Рэю так необходимо было найти Леннона.
— Уайт! Вот гнида!
— Это не его вина. Доктор Барнардос не виноват.
Они подошли к машине. Терри распахнул багажник.
— Вау. — Рэй окинул взглядом «форд капри». — У Мисти клевая тачка.
— Это машина ее отца. — Терри смутился. Теперь все хвастались пособиями по безработице или муниципальным жильем в многоэтажном доме, а не собственностью или привилегиями. Если у вас были деньги, вы держали рот на замке. — Он ей дает иногда покататься.
— Классные колеса, — заметил Рэй.
Ни у кого из них не было машины. Они ездили на автобусе и метро, за счет звукозаписывающих компаний или в счет служебных расходов. Терри извлек из багажника сумку, расстегнул молнию и вытащил диктофон.
— Если я найду его, думаю, мне не составит труда с ним поговорить, — сказал Рэй. — Но меня может стошнить еще прежде, чем я его увижу. Как думаешь, это нормально?
Терри кивнул и захлопнул багажник. — Да, я блевал перед встречей с Боуи.
Рэй задумался.
— Просто не хочется, чтобы они считали тебя придурком.
— Верно, — Терри запер багажник на ключ. — Но твоя проблема в том, Рэй, что ты и есть придурок.
— Точно. Дурак дурака видит издалека.
Они посмеялись, и Терри пихнул Рэя в бок. Затем вдруг стал серьезным.
— Тебя просто не могут вышвырнуть.
Рэй переступил с ноги на ногу, прижимая к груди диктофон.
— Да почему нет. — Он попытался уронить волосы на лицо, но они были слишком мокрыми, — Все заканчивается. Раньше или позже. Это — все это когда-нибудь должно закончиться. Это же музыкальная газета, а не чиновничий аппарат. Рано или поздно все закончится.
Терри посмотрел на Рэя и подумал, что тот не только работу имеет в виду.
— Да, наверное, все кончается. — Он слышал шум траффика, грохот музыки из подвала, гул города, зовущий их на встречу с судьбой. Терри похлопал Рэя по плечу в попытке взбодрить его и настроить на дело, но прежде всего по-дружески. — Но еще ведь не кончилось.
У Леона обострились все пять чувств, и ни один нюанс не ускользал от его внимания. Он ехал в верхнем ярусе автобуса, ощущая резкие запахи крема после бритья, пива, рвоты, картошки в уксусе и запах, отчетливо пробивающийся сквозь все остальные, — запах сигаретного дыма. Леон зажег сигарету и жадно затянулся.
Под ним проплывали пабы, украшенные британскими флагами в честь серебряного юбилея королевы, потертыми и истрепанными. Они висели по всему городу уже несколько месяцев. Интересно, снимут ли их вообще когда-нибудь? Леон сощурился — едкий дым и яркий свет резали ему глаза — и начал сочинять очерк.
Он ненавидел Лени и «Рифенштальз» со всей страстью, на которую только был способен. Все это их заигрывание со свастикой, вся эта искусственная претензия, все это чванство под маской осмысленности. Он знал, что сможет написать о них отличный отзыв. Что подразумевало — отличный негативный отзыв, агрессивную, беспринципную и в целом высококлассную работу.
Господи, подумал он, если вам непременно нужен этот прагерманский всеотрицающий нигилизм, тогда послушайте «Крафтверк» или «Вельвет андерграунд» того периода, когда Нико еще была с ними, до того как она сбежала в Нью-Йорк. Эта безумная баба хоть чего-то стоила. Да, надо по-любому сослаться на Нико в очерке, подумал Леон, сравнение явно будет не в пользу этих помоечных «Рифенштальз». Пытаются воссоздать Веймарскую республику, когда сами родом из прилегающих к Лондону графств! Да, и это тоже может прийтись очень кстати. Записать, что ли? Уайту понравится — он наконец разглядит в Леоне восходящую звезду.
Леон не горел желанием поприсутствовать на выступлении группы. Ему не хотелось оказаться в окружении всех их безмозглых фанатов в ботфортах. Вот чего ему действительно хотелось — так это раскритиковать их в пух и прах.
Он планировал продумать отзыв, пока едет в автобусе, зайти на концерт для лучшей передачи местного колорита, а затем с утра пораньше вернуться в «Газету» и набить статью еще до появления остальных. Но внезапно он увидел то, что разрушило все его планы. Леон прижатся лицом к стеклу, и хотя оно запотело от его дыхания, он все же смог разобрать мерцающее в тумане название клуба.
«Голдмайн». Буквы поблескивали тускло-желтым неоновым светом, больше похожим на горчицу от компании «Бердз ай», чем на благородный металл. Это была дискотека на Лестер-сквер, перед дверьми которой огромной очередью выстроились провинциальные детки в брюках клеш.
Леон с удивлением смотрел на их причудливую одежду.
Парни в брюках, которые впивались в их задницы подобно пиявкам, но расширялись на лодыжках, в рубашках — либо простых рубашках с коротким рукавом из эластичного материала, сквозь который просвечивали их соски, или рубашках с длинными рукавами и пышными воротниками, — обнажавших безволосую грудь с медальоном святого Кристофера на шее — покровителя онанистов в брюках клеш. Девушки, явно переборщившие с прическами, эдакие ангелочки, одетые в белое, чтобы отражать свет. Бунт широких штанов, лака для волос и начесанных стрижек перьями.
Леон едва не расхохотался.
Вот это действительно мир без смысла. Нигилизм? Пустота? Отрицание ценностей? Лени и «Рифенштальз» не мешало бы взглянуть на эту сцену! Вот это действительно непоколебимая тупость — а не просто жалкое подобие рок-н-ролла!
Но, несмотря на свою инстинктивную издевку, глядя на этих мальчиков и девочек перед входом в «Голдмайн», Леон ощущал неясное волнение, сродни тому, что он испытывал, стоя у «Вестерн уорлд» со своими брошюрами, — он был растроган до глубины души. Ему казалось, что во всей пепельно-серой Британии с ее выцветшими и полинявшими красно-бело-голубыми флагами молодежь была единственным красочным пятном.
Леон начал выбрасывать «Красную мглу» из окна автобуса. Брошюры приземлялись на асфальт между подростками, как листовки с пропагандой, которые парашютировали над оккупированной нацией. Леон почувствовал в теле приятную теплоту, представив, как эти окультуренные молодые люди читают его размышления о демонстрации в Левишэме, новом сингле Тома Робинсона и народном движении за освобождение Анголы. Но случилось нечто совершенно ужасное. Подростки не обращали абсолютно никакого внимания на брошюры, которые приземлялись прямо у их ног. Они увлеченно болтали, смеялись и рылись в карманах своей облегающей одежды, отсчитывая деньги за вход в «Голдмайн». Они нагло наступали на «Красную мглу» подошвами своих ботинок.
Леон спрыгнул из автобуса прямо на ходу. Затем, влившись в толпу подростков и чертыхаясь про себя — неблагодарные недоноски! — он принялся подбирать никому не нужные брошюры с асфальта. Когда Леон снова выпрямился, он услышал, как гудит толпа. Протестующие выкрики, угрожающее бормотание, женский вопль — знаки приближающегося насилия. И тогда он увидел их.
Мимо проходили Дэгенхэмские Псы — скорее всего, направлялись в «Вестерн уорлд». Двадцать, а может, больше — армия неосторожно выбритых голов и неумело проколотых лиц, облепленных черной спекшейся кровью. Они грубо проталкивались через толпу подростков, отпихивая в сторону тех, кто стоял у них на пути, а услышав протесты, орали:
— Хочешь? Проблем хочешь?
Леон не хотел. Он знал, что если они заметят его — он труп.
Он рванулся в «Голдмайн», игнорируя протесты девушки у двери, юркнув мимо гигантского негра- вышибалы, который не успел вовремя среагировать, и вниз — по широкой, обитой красным бархатом лестнице. Спустившись по ступенькам, Леон остановился и уставился на битком набитую танцплощадку — словно геологоразведчик, наткнувшийся на представителей племени, которое давно считалось вымершим.
