чернокожих, скрывая свои расистские взгляды за кампанией против уличных грабежей и бесчисленными британскими флагами. Национальный фронт собирается выступить из Клифтон-Райз, Нью-Кросс. Маршрут и время марша остаются неизвестными.
Участники мирной демонстрации в знак протеста против Национального фронта, которую запланировали участники движения „Левишэмская кампания по борьбе с расизмом и фашизмом“, соберутсяв Лэдиуэлл-Филдз, близ железнодорожной станции Лэдиуэлл, в 11 часов утра.
Прими участие или останься обывателем!»
Издание появилось во всех газетных киосках страны в прошлый четверг, а в Лондоне уже в среду. Леону казалось, что с тех пор прошла целая вечность. А все потому, что в субботу участники марша и демонстранты столкнулись и устроили в городе настоящие беспорядки — такого в Лондоне не случалось со времен войны. И Леон Пек там был.
Я там был, подумал он, прикоснувшись к ссадине на щеке — куда пришелся удар коленом одного из офицеров конной полиции. Я видел, как все было. Пока многие его ровесники мечтали попасть на концерт группы «Аэросмит» в «Ридинге», Леон находился в эпицентре столкновения в районе Левишэм. Полицейские на лошадях теснили протестующих, и ему казалось, что наступил конец света.
Развевались флаги, летели кирпичи, лошади давили толпу, ряды демонстрантов отступали и прибывали — крики, истинный хаос повсюду. Гранаты с оранжевым дымом на Главной улице Левишэма, камни, бутылки, баки для мусора; вопли и крики людей. Звук разбивающихся вдребезги витринных стекол.
Но ярче всего Леон помнил свои физические ощущения. Он прочувствовал происходящее до глубины души, до мозга костей. Он помнил, как его ноги стали ватными от ужаса, когда в воздухе засвистели пули и полиция направила лошадей в толпу; как билось его сердце при виде искаженных ненавистью лиц расистов. Леон помнил, какую ярость испытывал по отношению к этим фанатикам, которые афишировали свои расистские убеждения в районе, почти каждый житель которого был чернокожим.
Он никогда раньше не испытывал такого страха. И тем не менее был безумно рад оказаться там.
В этом был смысл — больше смысла, чем во всем остальном. В субботу Леон Пек, дитя мира и процветания, делал то же самое, что и его отец на войне в Италии, на Сицилии, Монте Кассино и во время похода на Рим. Он боролся с нацистами.
Леон не обманывал себя. Эта суббота действительно стала особенным событием в его жизни. Все это, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что делал его старик во время Второй мировой войны. Но ни с чем подобным ему еще не приходилось сталкиваться.
Когда Леон был помладше — в школе и в университете, — он принимал активное участие в политических выступлениях студентов. Но это было нечто иное. В Левишэме Леон видел, как владельцу небольшого магазинчика в конце улицы — пакистанцу — какой-то расист изуродовал лицо ножиком «Стэнли». Нацисты возвращались. Это действительно происходило. И вы либо боролись с этим, либо шли на концерт «Аэросмит».
Позже в тот же солнечный субботний день, как раз когда происходящее начинало казаться Леону галлюцинацией наподобие тех, которые он видел после очередной дозы ЛСД в аудиториях Лондонской школы экономики, он остановился перед витриной магазина электроники на Оксфорд-стрит. По всем телевизорам одновременно показывали новости. Бунт был главной и единственной темой дня. В Левишэм стеклась четверть всех сил городской полиции Лондона, но и им было не под силу остановить демонстрантов.
Леон задумался. Интересно, пошел ли хоть кто-то из читателей «Газеты» в Левишэм, прочитав пару жалких абзацев, которые он написал? Принесли ли они хоть какую-то пользу? Интересно, будут ли говорить о — здесь Леону пришлось обратиться к собственной статье — «Левишэмской кампании по борьбе с расизмом и фашизмом»? Но, перевернув страницу и увидев колонки рекламных объявлений, он спустился с небес на землю. Вот чем интересуются читатели!
«ХОТИТЕ ВЫГЛЯДЕТЬ КАК ЖИТЕЛЬ СКАНДИНАВИИ? Скандинавские башмаки — ?5.50… Рубашки из сетчатой ткани за ?2.70 плюс 20 р. за почтовую пересылку и упаковку… Хлопковые брюки клеш. Облегающие расклешенные тренировочные брюки из хлопка отличного качества. Всего за ?2.60».
Мысли Леона неохотно обратились к теме моды. Интересно, подумал он, кто носит этот хлам? Сам Леон походил на коротковолосого панка — американский прообраз на британский манер. Всем своим видом юноша словно заявлял: «Я стараюсь, но не особенно».
Лицо и фигура Леона не слишком сочетались с агрессивным стилем его одежды. В свои двадцать он все еще обладал хрупким мальчишеским телосложением и выглядел так, словно ему приходилось бриться всего лишь раз в неделю.
К отвороту его байкерской куртки был приколот пластмассовый значок, на котором был изображен профиль Владимира Ильича Ленина а-ля Джимми Хилл. Другими предметами одежды Леона являлись брюки-дудочки от «Ливайс», потертая футболка с символи- кой группы «Син лиззи» и белые адидасовские кроссовки с тремя синими полосками сбоку. Летом 1977 года это была стандартная экипировка просвещенного городского жителя мужского пола. В данном случае картину дополняла фетровая шляпа, купленная в благотворительном магазине. Забавно, что на рекламных страницах «Газеты» такая одежда до сих пор не фигурировала — только какие-то пережитки шестидесятых.
«Ювелирные украшения в форме листьев конопли. Массивный кулон из чистого серебра на серебряной цепочке (46) — ?7».
Леон отложил «Газету» и покачал головой. Затем поправил шляпу. Будто ничего не изменилось! Словно и нет никакой войны!
Леону казалось, что все, кого он знал, увязли где-то в шестидесятых. Люди, с которыми он работал в «Газете», читатели, его отец — да, особенно его отец! Прежде этот человек на протяжении нескольких лет являлся участником Движения за ядерное разоружение, а теперь стал членом клуба любителей гольфа.
Что с ними творится? Разве они не понимают, что пора занять твердую позицию? Почему, по их мнению, Национальный фронт устроил демонстрацию в Южном Лондоне? Леон снова потрогал ссадину на щеке. Хорошо бы она осталась на всю жизнь!
И это не имело никакого отношения к стилю — выбору между длинными и короткими волосами, расклешенными штанами и прямыми, Элвисом и Джонни Роттеном. Это касалось гораздо более принципиального выбора — не между Национальным фронтом и Социалистической рабочей партией, этими экстремистскими группировками, которые разрисовывали весь город противоборствующими лозунгами, — но выбора между злом, ненавистью, расизмом, ксенофобией, фанатизмом и всем тем, что этому противостояло.
Леон до сих пор дрожал от страха, вспоминая Левишэм. Камни, летящие в демонстрантов. Лица, искаженные ненавистью. Полицейские, наносящие удары дубинками, ботинками или коленями. Рукопашная схватка, завязывающаяся всякий раз, когда какой-нибудь демонстрант прорывался через ряды полицейских, — мелькающие в воздухе кулаки и подошвы. И лошади, гадящие от страха, когда их направляли в ряды демонстрантов. Леон знал, что чувствовали те лошади. События в Левишэме стали для него первым актом насилия, участником которого он был, со времен драки на школьной спортплощадке. Тогда он потерпел поражение.
Все-таки, подумал Леон, для своих девяти лет она была очень большой девочкой.
Юноша продолжал перебирать пластинки, пока не нашел нечто действительно стоящее. «Совсем не занят» от «Секс пистолз». Он поставил пластинку на проигрыватель, опустил иглу и отвел ручку для повторного воспроизведения. Когда из динамиков донеслись прерывистые звуки гитарного соло, Леон решил уничтожить все оставшиеся пластинки. Джексоны, Донна Саммер, «Хот чоклит», Карл и Саймон и «Бразерхуд ов мэн» — все они полетели навстречу своей смерти, к противоположной стене комнаты. Все эффектно погибли в красочном взрыве винила.
