коридору мимо закрытой комнаты старшего брата. Ему уже начинало казаться, что этот дом слишком тесен для того, чтобы прожить в нем целую жизнь.
Мама ждала его у лестницы. Она не плакала, только протянула ему маленький смятый сверток в кухонной фольге.
— Рыбный паштет.
— Спасибо, мам.
Он ощущал присутствие отца — тот неуклюже шаркал по гостиной. Здоровяк всегда чувствовал себя не в своей тарелке в окружении безделушек, которыми его жена напичкала каждый уголок и щелочку, — там был и белый испанский бык, и пепельница с надписью «С приветом из Фринтона», и модель гонконгского парома «Стар Ферри». Рэй думал было уйти не прощаясь, но что-то заставило его войти в гостиную. Старик был одет в свою жесткую униформу Столичной полиции.
Он протянул громадную руку, и Рэй взял ее — так, как умел, — как берут за руку девушку, сидя в заднем ряду кинотеатра. Отец презрительно поморщился и отдернул руку. Рэй знал, что их попытки прибегнуть к цивилизованной формальности всегда будут хуже ссор.
Внезапно с верхнего этажа раздался грохот. Сначала неистовые клокотания гитар, затем голос, звучащий так, словно певец полоскал горло гравием. Отцовское лицо омрачилось яростью и отвращением. — А это что еще за тарабарщина?
— Это «Фейсиз», папа, — рассмеялся Рэй. Пару секунд он задумчиво глазел на потолок. — Похоже на «That’s All You Need». Ладно, как-нибудь увидимся!
На улице его ждал автомобиль, вокруг которого собралась целая кучка любознательных детишек из соседних домов — похожие друг на друга мальчишки и девчонки в джинсах клеш с истрепанными от игр на площадке и катания на велосипеде швами. Все держались на почтительном расстоянии от желтого «лотуса элана», так, будто он прибыл с какой-то другой планеты.
Она открывала Рэю пассажирскую дверь, а его отец орал: «Сделай потише!», но музыка, казалось, становилась только громче.
Автостоп доживал свой век.
Водители грузовиков и представители торговых компаний, которые никогда и не слышали о Джеке Керуаке и его романе «На дороге», могли подбросить молодого человека не за деньги, а просто ради компании или для того, чтобы совершить благое дело в этом злом и холодном мире.
Итак, Леона подобрали на Северной кольцевой дороге — нефтяная цистерна державшая курс на Абердин. И водитель цистерны рассказал ему, что англичане воруют шотландскую нефть, впрочем, как пояснил тот, лживые английские подонки всегда перли все, что им заблагорассудится, сопрут и монеты с глаз мертвеца, если им позволишь. Проехав сквозь просторы все растущего Северного Лондона, он высадил Леона на середине Финчли-роуд, посоветовав ему быть поосторожней с лживыми английскими подонками.
Леон поднялся по холму к району Хэмпстед[27], прогулялся в тени зеленых улиц с громадными домами, где он провел детство, по лесопарку Хэмпстед-Хит, по желтой выжженной солнцем траве, и весь Лондон остался внизу как на ладони.
С кочевой жизнью покончено. Когда приставы освободят здание, они сделают то, что делали всегда. Вырвут трубы и разобьют унитазы. Были и другие подобные здания, тысячи таких зданий, но лето подходило к концу, и Леон знал, что вскоре бездомным придется дни и ночи напролет отмораживать свои радикальные задницы и мозги, напяливать шинели и шерстяные платки и прятаться от холода в спальных мешках. У Леона уже не хватало на это выдержки.
Итак, он направился туда, куда обычно идет молодой человек, когда идти больше некуда. Через Хампстед-Хит, через забор, окружающий земли Кенвуда, мимо огромного белого дома, в пригород с его чистыми и тихими улицами.
Леон выбросил ключ от входной двери, поэтому ему пришлось постучать. Дверь открыла его мать, все еще в халате. Отец завтракал за большим деревянным столом, в окружении широкополосных газет, апельсинового сока, кофе и круассанов. Сливочного сыра и копченой семги. Из колонок качественной аппаратуры звучал Бах. «Sheep May Safely Graze». Леон почувствовал запах натурального кофе и тостов и чуть не упал в обморок.
— Что с тобой случилось? — воскликнула мама, обобщив в этом вопросе сразу все — поблекший кровоподтек с прошлых выходных, порез на лбу работы Джуниора и фингал под глазом руки грузчика, на чью голову приземлился кетчуп.
— Он был в Левишэме, — с гордостью отозвался отец. — Ох уж это чертово хулиганье!
— Давай я что-нибудь приложу, — сказала мама.
Игнорируя протесты сына, мать принесла упаковку замороженного гороха «Бердз ай» и заставила Леона приложить ее к ранам. А затем родители с любовью и удивлением наблюдали, как Леон заглатывает круассаны и копченого лосося. Они уже и забыли, когда у их сына последний раз был такой аппетит.
— Я тут читал твою колонку, — начал Леон, смахнув крошки с губ тыльной стороной ладони и сделав большой глоток черного кофе. Натурального кофе, а не того, к которому он привык, который достаточно было просто залить кипятком! — Каковы твои ставки на эту Тэтчер?
— Этому не бывать, — выразительно сказал отец. — В нашей-то стране? С Бенни Хиллом, «девушками с третьей страницы»[28] и анекдотами о тещах? Британцы никогда не отдадут свой голос за женщину.
— Ох, не знаю, не знаю, — вмешалась мама. — Думаю, было бы неплохо, если бы премьер- министром стала женщина.
— Тогда ей придется выбросить бюстгальтер, — рассмеялся отец.
Родители Леона все еще смеялись, а он прошел в свою старую комнату, кое-как разделся и забрался в постель, выжатый как лимон. Комната прыгала у него перед глазами.
Было так странно и одновременно уютно вновь оказаться в этих стенах, где прошло его детство и юношество, стенах, на которых висели старые плакаты с изображениями кумиров его детства — Джимми Пейджа и Джимми Гривза. Нетронутой оставалась и его хаотичная библиотека, где «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» и «Капитал» делили место со сказками Энтони Бакериджа о проказах двух парнишек по имени Дженнингс и Дэрбишир — «Дженнингс идет в школу». «Дженнингс и Дэрбишир», «Спасибо Дженнингсу» и еще пара-тройка десятков историй — чего только не случалось с Дженнингсом! Леон когда-то любил Дженнингса, он даже хотел им стать! Полная ахинея, конечно, но в этот момент Леон не придавал этому никакого значения, потому что — о, Руби — простыни были такими мягкими и чистыми, а его родители приняли его обратно, не пристыдив и не задавая вопросов, словно он и не уходил никогда, словно никогда не выбрасывал ключ от входной двери. И Леон знал, что так будет всегда, пока они живы, они никогда не отвернутся от него. И ему не могло быть неудобно оттого, что он спал под покрывалом с картинкой из фильма «Челюсти», потому что он так устал, был просто сметен… сметен… сметен… сметен усталостью, его глаза закрывались — и он чувствовал, что уснет, как только положит голову на подушку. И уснул.
Он уснул, взрослый мужчина в детской спальне, ощущая на коже груди прохладный медальон святого Кристофера. А впереди его ждали многие километры пути.
Заключительная часть
1977-Другая девушка, другая планета
16
Терри нравилось принадлежать. Теперь он понимал это.
