пожалуй, «Литгазеты», которая, кстати, корректнее всех подошла к этому вопросу, настаивая, что нужны эксперименты… Да ведь мы при полном нашем бескультурье в этом вопросе ничего не добьемся.
Смотрите, что делается! Кашпировский поставил глобальный — не только на всю страну, а чуть ли не на всю Европу! — некорректный медицинский эксперимент. Кто из вас вчера смотрел по Ленинградскому телевидению сюжет: на щите у какой-то водокачки были перечислены фамилии пьяниц… «Ваше мнение об этом?» — спросили у американцев. «Это очень интересный опыт, но фамилии — даже самых горьких пьяниц! — нельзя указывать. Это — нарушение прав человека…»
А что происходит у нас? Ни Академия медицинских наук, никто не обратил внимания на то, что выдающийся невропатолог Кашпировский абсолютно неуправляем. Он делает все, что хочет. Здесь говорят — надо поставить эксперимент, надо его в лабораторию поместить, надо замерить его константы и т. д. Но как только вы доставите его в лабораторию, как только вы начнете его изучать — Кашпировский кончится!
Не будет Кашпировского! Он действует только тогда, когда он над людьми. И тогда ему подчиняются. Только в этом случае.
Я приведу один пример. Еще до того, как Кашпировский стал выступать на ТВ, я пригласил его в Дом писателей на семинар… Кашпировский, когда он не занимается своими делами, оказался обыкновенным человеком. Он попал в такое состояние, когда он не мог управлять аудиторией. Его никто не слушал! Шли записки: «Вы зачем пришли…», «Вы чушь какую-то несете!..», «Вы неправильные вещи говорите…». Я эти записки сортировал и давал ему только те, в которых его не обижали, хвалили… Он как человек с сильной волей, но очень, кстати сказать, нервный, сказал мне вдруг с раздражением: «Почему вы сортируете записки? Дайте их сюда!» Я ему их пододвинул. Пока он читал, аудитория расшумелась. Тогда я сказал: «Разрешите, я успокою зал» — и хотел взять микрофон. В ответ на это Кашпировский резко, на весь зал в 800 с лишним человек, сказал: «Если надо, я без вас справлюсь, я их успокою».
Я подумал: надо с этим человеком быть осторожным. И ушел в сторону. Он прочитал записки, нервничая, что с залом у него получилась такая история. Потом я дал ему несколько записок, написанных очень мелким шрифтом. Он не мог их прочитать и обратился ко мне: «Помогите мне, пожалуйста!» «Вот видите, вы тоже нуждаетесь в помощи!» — сказал я. Зал зааплодировал.
В артистичной я у него спросил: «Что с вами случилось? Почему вы не могли управлять залом?» — «Я вам скажу честно, — признался он. — У моей дочери преждевременные роды. Я не спал ночь, пришел взвинченный, и все, что у меня происходило внутри, все передалось людям».
Так или не так, но, сидя здесь, рядом с трибуной, и используя преимущества этого места, я поставил наблюдательный эксперимент. Вот его итоги. Из 11 выступавших трое стояли за кафедрой, скрестив ноги винтом, — Кашпировский, Райков и наш болгарский друг, который был нервен до припадка.
О чем это говорит? Эти люди, взаимодействуя с аудиторией, находятся в состоянии дичайшего нервного напряжения. Ведь даже Райков, который говорил очень благостным голосом, он очень нервничал.
Я думаю, что для того, чтобы прийти к какому-то выводу, мы 40 должны обратиться к корректному эксперименту, к науке. Ясно пока одно: и Кашпировский, и Райков, и Горный — все, кто обладает феноменальным даром, — это «черные ящики». Мы знаем, что у них на входе (это — их манипуляции), и знаем, что на выходе (влияние на аудиторию). Что происходит там, внутри, в них? Этого не знает никто.
Поэтому самый главный упрек должен быть адресован науке. Наука сторонится «острых углов», считает невозможным на данном этапе заниматься феноменами. А такие люди, как Кашпировский, обладающие очень сильной волей и, надо сказать, умением, делают все, что хотят, и ведут себя как люди совершенно неуправляемые.
Я знаю одного знаменитого художника, который ведет себя точно так же, как Кашпировский. Так же он окружен группой поклонников, которые беспрекословно ему подчиняются, так же он влияет на аудиторию и делает с нею все, что он хочет. И что самое странное, он так же пожертвовал на благотворительные нужды 370 тыс. рублей.
О. П. Мороз, журналист
Сейчас много говорят о загрязнении биосферы. Обращают на это внимание, борются с этим штрафами и так далее. Но вместе с тем происходит и загрязнение ноосферы. Что это такое, я думаю, не нужно говорить, в философском обществе это сфера разума… Те феномены, которые мы обсуждаем, — я говорю не только о Кашпировском, значение темы гораздо шире, — те феномены, которые сейчас находятся в центре внимания, они в значительной мере также загрязняют ноосферу. Конечно, есть в них и рациональное зерно, которое нужно исследовать, но в значительной мере это загрязнение ноосферы. В. Д. Пекелис сказал, что так было, есть и будет; я согласен, но специфика сегодняшнего момента — гласность, а вместе с гласностью, вместе с действительно важными и интересными вещами на нас хлынул поток мусора… Мы очень уж обрадовались, что говорить можно все! Но все это можно было бы делать в цивилизованных странах, к которым мы пока, к сожалению, не принадлежим! Там все это тоже существует, но существует где-то на периферии общественного внимания. Там издается огромное количество журналов по парапсихологии, спиритизму, экстрасенсам, летающим тарелкам, по общению с загробным миром, по переселению душ, действуют всякие лаборатории, на которые мы очень любим ссылаться. Но они занимают свое место где-то на периферии общественного сознания. Если их и показывают по телевидению, то по какому-нибудь 41-45-му каналу.
Это удовлетворяет определенную общественную потребность, и подавить это нельзя. Мы же довольно долго пытались просто подавить. То есть хорошенько накрывали крышкой паровой котел, чтобы в нем все булькало, но внутри. А оттуда все время что-то пробивалось — то в одном месте, то в другом. Истина простая — это невозможно закрыть, потому что удовлетворяет неким потребностям.
Теперь о Кашпировском… Его сеансы собирают специфическую аудиторию, в которой преобладает определенный контингент женщин, с горящим взором, рыхлых, толстых, такого парикмахерского вида. Среди них попадаются и люди другой категории, вполне нормальные, вполне интеллигентные, которым «помогло»: раньше сердце болело, ноги болели, теперь не болит. Ну почему это нужно запретить, накрыть этот котел, раз не помогают поликлиники, не помогают таблетки, не помогают нормальные врачи? Не надо! В цивилизованном обществе это должно существовать. Но существовать где-то сбоку, а не в центре!
Теперь о том, как распределяются приоритеты. В воскресенье, в самое «смотримое» время, после программы «7 дней» ставится этот телевизионный сеанс оздоровления всего населения Советского Союза! А передачи с Верховного Совета СССР, где решаются действительно жизненные проблемы страны, идут по второму каналу… Пожалуйста, если мы являемся не задворками мира, не задворками Европы, а цивилизованной страной, поставьте психотерапию, скажем, в понедельник на 23 часа. Кто хочет, кому очень уж надо, тот пусть смотрит. Но этим вы дадите отчет в своих представлениях о том, что где должно стоять.
Это о Кашпировском. Я не говорю о Чумаке, хотя это тоже яркий образец загрязнения ноосферы. Кашпировский тут сказал, что он никаких претензий к Чумаку не имеет. Это великодушный жест, поскольку говорят, что они соперники и так далее. Очевидно, что Чумак — это тоже психотерапия, хотя и менее профессиональная, но в то же время такое же мощное загрязнение этой ноосферы!
Сейчас мы слышим научный спор: одни — за, другие — против… Один говорит, что это индивидуальное воздействие, другой называет это устаревшими представлениями. Но Чумак — это совершенно другое! Его интерпретация воздействия через зарядку воды, каких-то предметов, в том числе и таких, как уважаемая «Вечерняя Москва», не выдерживает критики. (Смех.)
В порядке самокритики могу сказать, что мы тоже напечатали чудовищную одну заметку, правда, не в самой «Литературной газете», а в приложении. Это материал Киселева из Института курортологии. Автор уверяет, что он измерил биополе Чумака, сидя перед телевизором, и пришел к выводу, что оно в 140 раз сильнее, чем у обычного человека. Как он измерил? Своим прибором. У него есть такая пулька на ниточке,
