потерялся. Что на поле Фальшивого деда был обнаружен самолёт без опознавательных знаков, а рядом с ним тело убитого летчика. Что деду объявили благодарность, наградили грамотой и красными сапогами, правда, после двухмесячных мытарств в подвале областного НКВД.
А много позже, после того как отмотал срок за своё положенное, якобы никак не связанное с тем таёжным делом, и уже после войны на которую он попал сразу из лагеря, он встретил бывшего фельдъегеря. Из разговоров с Мишей, вернее, уже с Михаилом Фёдоровичем, он и узнал о последних мгновениях жизни хорошего человека — профессора Маслова.
Шли они через болото гуськом. Болотная жижа временами хлюпала повыше сапог. Шли по зарубкам, по вешкам, оставленным Фальшивым Дедом.
Вдруг, Маслов сошел с тропы и сделал несколько быстрых шагов в сторону. Пока грязь не захлестнула его повыше ширинки на штанах. Тут он остановился и обернулся к товарищам. Лицо его было решительным и радостным, как бы немного блаженным. На недоуменные крики его ученых соратников и яростное шипение Миши, Маслов пожал плечами, виновато улыбнулся и сказал: 'Прощайте, товарищи. Не могу по- другому…'. И, повернувшись, пошел дальше, вглубь.
Миша, не помня себя, рванулся вслед за ним, но тщетно. Профессор быстро стал погружаться, и слышали все, прежде чем хлипнула прощально жадная болотная пасть, удивлённое Масловское: 'Господи…'.
Позже говорили меж собой ошеломленные его друзья учёные, что, в принципе, он был скорее агностиком, чем верующим. Но это потом. А пока сам Миша стал потихоньку тонуть, потихоньку затягивала его вязкая пропасть.
Ученая братия суетилась, подпрыгивала, протягивала слеги, но не дотягивались они. И тут бы был конец молодой Мишанькиной жизни, если бы не появился на тропе, словно леший из неоткуда Серафим Савельевич. Так, по имени отчеству отныне только и называл Миша Фальшивого Деда. При этом почему-то дергалось его плечо и подбородок.
Миша сказал, что они немного поговорили. О чем именно Михаил Федорович не уточнял, сказал только, что Серафим Савельевич сжалился над ним и кинул на него петлю аркана, лишь когда он уже стал прихлебывать мутной болотной водицы. Вывел он их не к себе, не к самолёту, а совсем в другое место. Дал кусок бумаги с начертанной картой, сунул пачку денег. И скрылся не прощаясь.
Ох, намаялся Миша — Михаил Фёдорович тогда — но сейчас, говорит спасибо лесному человеку за ту ситуацию. Многому он научился тогда, оставшийся без связи и плана, числящийся пропавшим без вести, с обузою величиной в два беглых зека, при чем заметно не молодых и не прытких.
Но разрулилось всё тогда для него хорошо. За потерю Маслова, его, конечно, по головке не погладили. Зато включили в игру со 'спасенными' им учёными. Причем без всякой Германии, а на Урале. Даже семьи к старикам приехали на поселение. И долго им было невдомек, что они под полным контролем.'
Во сне Егор почувствовал чужой взгляд. Проснулся, а рядом сидит человек с милой, участливой улыбкой. Сидит и ковыряется, в притухшем было костерке, веточкой. Егор сказал:
— Здрасьте, — и застенчиво оглядев разбросанные бумаги, принялся их укладывать в пакет, а уложив засунул пакет в сумку.
— Извините, я взглянул на ваши листы. Там промелькнуло имя Теслы, — довольно любопытно.
Егор чувствовал себя не совсем в порядке, какая-то лень, онемение начала растекаться по телу, — первым захолодели ноги. А пришелец в неброской, но добротной одежде продолжил монолог, будто в давно идущем споре:
— Вы заметили, что стоит возникнуть в публичном обсуждении какой-нибудь интересной теме — промелькнуть просто — как некоторые самые интересные порой тут же исчезают. Тема замолкает, якобы, но что, то все равно бурлит. Видно как идут запросы, как востребована информация. Тогда, вдруг возникает средь тиши серия погромных, насмехательских публикаций, опускающие возникшую когда-то тему до уровня шаманского камлания, вызывающие впредь при одном своём упоминании тошнотный привкус во рту. И потом окончательная тишина.
Просто тему уже засекретили и разрабатывают. И ни как не может быть, что и вправду похерили — настолько она была не состоятельна.
Таким вот образом, уловив затишье, а потом прочев насмешливые фельетоны в западной прессе по поводу ядерных исследований, обыкновенный советский лейтенант обратил на эту тематику внимание самого Сталина, через банальное рукописное письмо. И Сталин понял. И была собрана группа Курчатова. Куда, кстати, вошел и тот лейтенант.
Так вот — это все общепринятая практика. А вот по поводу Николы Теслы все значительно проще. Молчание. Ни обсуждений, ни осуждений. Пытались как-то выставить его неким фокусником — шарлатаном эпатажным — но заглохло. Сейчас в научных кругах хороший тон разговора о Тесле — молчание. Элита не хочет, что б все успешно тупиковое — наше фундаментальное — было перевернуто с головы на ноги.
Элита не виновата, что не самоубийственна и хочет жить, жить хорошо….
Странник говорил, совсем не замечая потуги Егора двинуть конечностями, уже полностью онемевшими. А потом все-таки обратил на него внимание, ухмыльнулся и легонько подопнул футляр с Изделием.
— Не тут ли лежит болванка знаний имени Теслы? Бомба под проект 'нулевого развития'? Проект, всеми согласованный и принятый — вашей стороной, в том числе.
Егор заскрипел зубами, жег ненавистью незнакомца, и молчал.
— А вы задумывались вообще, чем чревата эта научно-техническая разработка для мира?
Егор выпалил:
— Я думаю, хороший аккумулятор людям не повредит.
Незнакомец сделал удивленные глаза.
— Полноте, какой аккумулятор?!
Тесла, Маслов и иже с ними разрабатывали — и есть данные, что разработали-таки — не какой ни будь аккумулятор, а новый источник энергии. Бесконечной и Бесплатной. Вы представляете, что будет с миром, если у каждого папуаса будет компактный источник энергии? Бесконечной и Бесплатной?
Егору становилось хуже, но он спросил:
— Вы на кого работаете? На наших? На американцев? На наших и американцев? Угадал?!
Странник как-то не весело улыбнулся и снова подопнул изделие, задумчиво.
— … Мы ни на кого не работаем. Есть силы, которые работают только на Будущее.
Был опасен Советский союз — работали против Советского союза. И с нами работали русские. Будет опасен Китай — будем работать против Китая. И с нами, уверен, будут работать китайцы. Сегодня опасны США. И я, и другие американцы, сегодня работаем на сглаживание, снятие 'Сверх — однополюсности' нашей страны. Но это сегодня… А эта вещь — он опять пнул Изделие — не нужно ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Я уверен.
Егор почувствовал что немота, дошедшая до головы, сейчас охватит мозг и он умрет. И от этого понимания стало как-то сразу легче и потянуло на ёрничанье вопреки всему:
— … Да! Ведь что получается: многие железные истины, которые нам вбивались с детства, правила, ставшие афоризмами, — сегодня надо выкинуть на помойку. И давать в рожу их постулирующим, и садить охолонуть в кутузке. И ввести это в законный порядок.
Например, теперь те, — кто заявит, что каждое народ достоин своего правительства, — или недоумок или человеконенавистник. Негодяй. Вот вы из США, как я понял, — а мы ваших президентов не избираем. А из-за политики ваших президентов страдаем по боле американского народа.
— Георгий Юрьевич, — обратился он к нему как к старому доброму знакомому незнакомец, — оставьте в покое хотя бы на минуту эту нашу несчастную страну, в которую, я уверен, — на её горе переместился в свое время центр силы.
И наши президенты, за редким исключением, способны лишь идти в фарватере этой силы. Но она неизбежно — и скоро — покинет территорию штатов и оставит после себя такую громадную выемку, что всех сточным водам мира её не заполнить. А пойдут к нам — в первую очередь — стоки. А я люблю наших простых людей и они мне дороже ваших, — простите.
