истории про короля Артура и его рыцарей, которые бабушка читала мне в детстве.
Большая старая книга с засаленными страницами, которая передавалась из поколения в поколение в семье моего отца, украшенная яркими иллюстрациями. Очень отчетливо, как будто эта книга была открыта у меня на коленях, я вспомнил картинку, на которой сэр Галахэд едет верхом через заколдованный лес на могучем скакуне. Солнце пробивается через кроны деревьев. Его плащ и сбруя его лошади ярко-красного цвета. Он смотрит вверх, на образ, ярко сверкающий на фоне бледно-голубого неба. Это Святой Грааль. Я был восхищен этой иллюстрацией и часто открывал книгу, чтобы посмотреть на нее.
Было что-то близкое и знакомое в образе Грааля, парящем над деревьями, оно, казалось, звало меня куда-то, как будто между нами существовала некая связь. В голову снова пришла мысль, которая, скорее всего, зародилась еще в детстве, когда бабушка читала мне эту историю. Точнее, это было скорее чувство, чем мысль; творение сердца, а не ума. Ощущение, что вся жизнь — это поиск. Подобно рыцарям Круглого стола, я отправился в путь в поисках чего-то божественного.
— Ты тоже видел эти шары, — спросил Хайме, как только мы приземлились в Капави.
Я чувствовал, что он испытывает такое же облегчение, как и я, узнав, что кто-то еще их видел. То, что случилось с ним, было похоже на произошедшее со мной. Шары тихо парили рядом, а затем улетели. После снились яркие сны, хотя, когда он проснулся, то не мог вспомнить никаких подробностей.
Наш разговор прервал крик. Группа мужчин и женщин-ачуаров окружила Таю. Они походили на разъяренных пчел, защищающих свой улей. Мы подбежали к ним. Двое мужчин стояли очень близко к Таю. Один толкнул ее. Хайме ворвался внутрь круга. Он обнял ее за плечи и, взмахнув в воздухе рукой, что-то прокричал. Затем резко повернулся к человеку, толкнувшему ее, и начал ему что-то говорить.
Ачуары попятились. Один из мужчин произнес небольшую речь, обращаясь к толпе. Хайме замахал на него руками. Слово взял другой, старик, до того момента хранивший молчание. Мужчины и женщины расступились, но уходить не спешили.
Старик сказал что-то Хайме строгим голосом. Слова были произнесены на языке ачуаров. Хайме повернулся к мужчине, который толкнул Таю, тот стоял в стороне и выглядел раскаивающимся. Голос Хайме звучал успокаивающе. Вдруг тот, к кому он обращался, улыбнулся, встал рядом и перевел на испанский язык слова, сказанные старейшиной.
— Она шуарка, наш враг. Мы убьем ее, если она не улетит на своем самолете обратно.
Рауль встал рядом с Таю. Он говорил, что она должна остаться, указывая, что она наш переводчик.
— Я говорю по-испански. И буду переводить для вас, — настаивал ачуар. — Она только что была у Тампура. Он убил моего отца.
Он ударил себя в грудь. Хайме отвел Таю, Рауля и меня в сторону. — Ты моя сестра, — сказал он ей, — но я думаю, что, к сожалению, тебе стоит уехать. Если останешься, твоя жизнь будет в опасности. Здесь в последнее время происходят странные вещи. Эти люди очень напуганы.
После отъезда Таю я чувствовал какую-то пустоту. Я смотрел, как самолет исчезает за деревьями, и гадал, о чем она думает. Размышлял о равновесии. Теперь мы, мужчины, остались без женщин. Хотя вокруг были женщины-ачуарки, они казались врагами. В конце концов, я тоже только что от Тампура! Мужчины без женщин, говорят шаманы, — это или мужчины на войне, или мужчины, потерявшие равновесие.
Хайме повел нас через джунгли прочь от взлетной полосы. Все мы были очень подавлены. Рауль и Эхуд заговорили о латиноамериканской истории и той роли, которую в ней сыграла церковь. Скорее для того, чтобы перестать думать о Таю, чем из любопытства, я спросил Хайме, почему ачуары были напуганы.
— Ходят упорные слухи о войне между Эквадором и Перу за нефть, Джон. Люди все время слышат выстрелы около границы. И потом… — Он помолчал и посмотрел мне в глаза. — Мы с тобой уже давно дружим. Я говорю тебе это не для того, чтобы задеть тебя, а потому, что так я воспринимаю ситуацию. Твои люди оказывают огромное давление на ачуаров.
Я спросил, кого он называет «моими людьми» и о каком давлении говорит. Он положил широкую ладонь мне на плечо.
— «Твои люди» — это гринго, брат, и они заставляют ачуаров вырубать леса. Нефтяные компании к северу отсюда просто-напросто изгнали народы ваорани, кофан и секойя. Они сожгли тысячи гектаров леса, отравили реки и вызвали эпидемии неизвестных в прошлом болезней. Ачуары все это видели.
Он повернулся и обнял меня. Затем его глаза встретились с моими. — Конечно, я знаю, что ты не один из них. Я знаю это. — Спасибо, — сказал я, с трудом улыбаясь. Мы пошли дальше. Через некоторое время он продолжил: — Теперь ачуарам трудно выжить в джунглях. Как и у шуаров, их численность стремительно растет. Вокруг вырубают леса. Здесь очень большие проблемы. Охота и собирательство больше не могут прокормить. Они знают, что рано или поздно их заставят открыть дорогу нефтяным и золотодобывающим компаниям, а также тем, кто заинтересован в красном дереве и других ценных породах. Им нужны деньги. Я пригласил тебя сюда еще и потому, что хотел, чтобы ты узнал об их проблемах и, возможно, нашел способ помочь.
Мы дошли до просеки, потом до небольшого озера. Группы мужчин-ачуаров копали ямы у берега и устанавливали столбы.
— Ачуары, — продолжал Хайме, — не нуждаются в подачках. Они хотят внести свой вклад в общее дело. Они верят, что могут многому научить всех нас.
— Я тоже в это верю, — сказал Хайме. — Они так много знают о растениях, духовности, о любви к земле и друг к другу — это, пожалуй, может послужить основой для создания школы нового типа. Где они будут рассказывать нашим людям о самих себе.
Видишь ямы? Когда дом будет построен, американцам и европейцам в нем будет очень комфортно — хорошая еда, безопасная питьевая вода, однако это будет настоящее жилище ачуаров. Это будет безопасное место, где чужаки могут чувствовать себя в безопасности и в то же время жить в единстве с джунглями.
Хайме напомнил, что эквадорские бизнесмены вложили более миллиона долларов в этот проект.
— Они сделали это, — сказал он, — ради будущего всего человечества, поверив тому, что я им сказал. Большинство из них никогда не бывали здесь. Скорее всего, они никогда и не приедут. Замысел дома и материалы принадлежат ачуарам, здесь нет ни одного гвоздя. Я просто помогаю им понять то, что может понадобиться гринго, если решат приехать сюда. Все рабочие — ачуары. Дом будет находиться в их собственности, инвесторам принадлежит лишь право аренды, согласно которому они могут использовать его в течение пятнадцати лет.
— Но у них есть свои ожидания. — У инвесторов? О… конечно. Они рассчитывают, что их вложения не только окупятся, но и принесут приличные проценты. Однако думаю, что они делают это и ради надежды, которую принесет реализация проекта. В конце концов, есть более надежные способы получить проценты с вложений.
Он помолчал. — У меня есть вера, — сказал он после паузы. — Чтобы изменить мир, мы должны изменить мечту. Мы должны верить.
— Хайме, — спросил я, — чего ты ждешь лично от меня? Как я могу помочь этим людям?
Он улыбнулся. — Просто слушай. И смотри. Открой глаза и уши. Мечтай. И не забывай, чему ты научился.
Я рассмеялся. — Так просто? Он взглянул на меня. — Это все, о чем я могу просить. Мы шли молча. Почему-то мне пришел в голову отрывок из Бхагавад-гиты. Тот живет в мудрости, кто видит себя во всем и все в себе. Тот навсегда свободен, кто выбрался из клетки эго.
Я процитировал отрывок для Хайме. Он кивнул. — Мудрая книга. Я пересказал разговор с Тампуром о Четырех Священных Сестрах. — Бхагавад-гита рассказывает, что внутри каждого есть голос, который говорит одно и то же: в действительности мы хотим не денег, славы и материальных благ, а мира во всем мире, любви, а также чистой земли, чистой воды и чистого воздуха. Мы хотим избавиться от дурных привычек и негативных мыслей, которые мешают жить в мире с собой, окружающей средой и нашими соседями.
Мы провели вечер, прогуливаясь по территории строительства и в джунглях. Затем, перед самым заходом солнца отправились к притоку реки Пастаза в месте, где часто собираются амазонские пресноводные дельфины, чтобы ловить рыбу и играть. Мы примерно полчаса ждали их появления. В тот
