Никола Тесла. Портрет среди масок

— Боже милостивый, они вспыхивают как факелы! — теперь с полным правом мог воскликнуть Орсон Уэллс.

124. Преемственность

— Дядя Никола!

Вечность никто его так не называл. Его племянник Сава Косанович во время военного водоворота прибыл в Нью-Йорк в составе югославской дипломатической миссии. От волнения он едва дышал в телефонную трубку:

— Мы увидимся?

— Конечно.

Появился племянник, громогласный, в очках, с широкой улыбкой на лице и с кусочком капустного листа между зубами. Тесла немедленно интуитивно лизнул его душу. Это была шебутная душа, скакавшая то туда, то сюда и в итоге возвращающаяся на исходное место. Но которая в своей глупости была вполне довольна собой.

«Обнимешь и забудешь», — решил про себя дядя.

Они молча улыбались. Тесла смотрел на него искоса:

— Вы очень похожи на покойного отца.

Крохотные попугаи щебетали в пальмах гостиничного ресторана. В холле пепельные старики, готовясь заиграть, вынимали из футляров для мумий виолончели. Никола, подзывая официанта, поднял указательный палец.

Косанович привез белградские газеты.

— Не знаю, интересно ли будет вам?

— Как война повлияла на вас? — озабоченно спросил Тесла, принимая газеты.

— Похоже, я слегка свихнулся, — широко улыбнулся Косанович.

*

Дядя и племянник после ужина вышли вместе.

Они гуляли вместе и на следующий день.

И в последовавшие месяцы.

— Люблю шум, — говорил дядя. — Это созидание.

Племянник и раньше бывал в Нью-Йорке. Но все же он не был уверен в том, что американцы привязаны к Земле силой тяготения и, вполне возможно, что они свободно парят над улицами, как птицы.

Негры освещали улицы широкими улыбками. Кривоногие моряки в барах бросали монеты в музыкальные автоматы. Рут Лоув плакала: «Я никогда не засмеюсь». Латиносы в темных очках торчали перед парикмахерскими. Музыка радио текла сама по себе, так, как падает дождь. Голубой флажок стоял на подоконнике, если в этой квартире был солдат. Золотой — если он погиб. Военный шоколад вкусом походил на мыло.

Тесла купил газету и увидел, в какое печальное состояние пришли некогда гордые виллы Ньюпорта. Архитектурные вазы упали с фасада знаменитой виллы Брейкерс, которую когда-то посещал Стэнфорд Уайт. Нынешняя владелица, вдова графа Ласло Сечени, жаловалась на ужасное состояние дел. Сад одичал. В подвале той же газетной полосы король всех русских, болгарских и сербских цыган, Стив Кослов из Бауэри, сообщил: «Я презираю войну».

Город был как Моисеева неопалимая купина. И все в мире было связано именно так, как полагали безумные люди, считавшие, что все в мире связано. Визг неона сообщал о требованиях рекламных пророчеств. По площадям плыли загипнотизированные толпы. Пешеходы стали частью великой души — пневмы. Все индивидуальности были нанятыми карнавальными масками. Небольшое искажение превратило лица в маски. Любовь придавала маскам ценность. Некий мужчина сказал жене голосом Роберта:

— Ты прекрасна, когда зеваешь.

Люди вибрировали в унисон с вибрациями мира.

— Ты дьявол! — донеслось из толпы.

Другой голос немедленно отозвался, как бы отбивая теннисный мячик:

— Ты слушал клеветников!

Под всеми звуками мира текли медленные, ра-а-стя-а-ну-ты-ые слова.

Тесла третий раз в жизни услышал обрывки забытой песни времен Переселения. Перед пуэрто- риканской овощной лавкой толстый мужчина досказывал старую притчу об Истине:

— И знаете, что сказала парню старая Истина? Когда вернешься к людям, они станут расспрашивать тебя обо мне. Скажи им, что я молодая и красивая.

Тесла припомнил, как мистер Дельмонико однажды попросил его сыграть с ним партию в бильярд.

— В Праге я выжил благодаря бильярду, — с улыбкой сообщил он Косановичу. — Тем не менее я подошел к столу так, будто впервые видел зеленое сукно. Я посмотрел на кий так, будто не знал, то ли понюхать его, то ли укусить. Потом я натер его мелом и согнулся. Прядь волос упала мне на глаза. Разбив пирамиду, я сразу понял, чем закончится партия. Безошибочно гоняя шары, я закончил партию в пять минут. Все были в восторге. Дельмонико спросил меня: «Как вы этого добились?» Я объяснил, что математический расчет помогает ученым в решении любых проблем, возникающих в повседневной жизни.

Дыхание Теслы замерло, и несколько секунд он стоял с открытым ртом.

Дядя и его племянник шли сквозь нервозные трубные звуки, ужасные сирены, испуганный свист паровозов.

Тысячекратное солнце сияет со всех сторон, перекрещиваются всевозможные краски, звезды и лучи прожекторов, грохот надземных и подземных трамваев заглушает гул необъятной толпы, и я, словно во сне, шагаю рядом с этим великим человеком. Я понимаю его тонкую, чувствительную улыбку сожаления. Я слушаю его мягкий голос. Он излучает кротость и странную энергию.

С кротостью и странной энергией Тесла пробормотал:

— Чувствую преемственность.

Какую преемственность?

А где же боксеры, которые колошматят друг друга голыми кулаками в течение пятидесяти раундов? Где публика, рукоплещущая граммофонам? Где забытые городки с бульварами и кошками в каждом окошке? Где независимая и чувственная дочь Гобсона? Где двести перьев вождя Стоящего Медведя, трепещущие на колесе обозрения Ферриса?

Где полуцилиндры, набитые паклей? Где Голубка Лиззи и Кроткая Мэгги? Где бульварные легенды, романтичные, как «Одиссея»? Где опрокинутые бутылки, отражающиеся в оловянном зеркале бара «Блошиный мешок дядюшки Трикерса» и «Зала самоубийц Мак-Гурка»? Где звездоглазый «Гудзон Дастерс»? Где менестрели и чревовещатели, курильщики опиума, восковые фигуры, ученые-френологи, автоматоны, леди Мефистофель?

— Чувствую преемственность, — повторил Тесла, глядя израненными и загадочными глазами сквозь миллионы ликов, являющихся из личинок света.

Косанович никак не мог понять, в чем именно дядя видит преемственность.

*

«Уважаемый мистер, — писал ему мистер Вайлиге, менеджер склада „Манхэттен сторидж“. — Это уже третье напоминание. Если вы не оплатите свой долг складу, мы начнем распродажу сданных на хранение вещей».

Лет десять тому назад его переписка и прототипы машин вывезли из отеля «Пенсильвания» в складские помещения «Манхэттен сторидж». Там было все. Он проигнорировал последнее предупреждение,