водителем, и тот по-отечески лучезарно ей улыбнулся.
— Теперь с вами все будет в порядке, — сказал он ей. — С сестрами вы в полной безопасности.
Канди переступила стертый порог монастыря и, когда дверь за ее спиной закрылась, неуверенно взглянула на фигуру, одетую в белый балахон.
— Все в порядке? — спросила она с легким беспокойством. — Я смогу здесь остаться?
Сестра улыбнулась со спокойствием человека, для которого нет неразрешимых проблем.
— Я уверена, что вы сможете остаться, синьорина. Следуйте за мной.
Они оказались в небольшом монастырском дворике, где три тусклых фонаря освещали ажурный свод эпохи Возрождения и в тиши вечера тихо журчал небольшой фонтан. У дальней стены двора монахиня постучала в дверь, повернула ручку и жестом пригласила девушку пройти впереди нее.
Канди оказалась в небольшой аккуратной комнате с белыми стенами, очень просто и скупо обставленной, стены стояли черный дубовый книжный шкаф, заполненный книгами, и скамеечка для молитвы с простым распятием над ней. Посреди комнаты под центральным светильником за большим опрятным сосновым столом лицом к лицу сидели две женщины: одна монахиня в безукоризненно белом одеянии, другая — стройная черноволосая девушка в модном современном платье.
Монахиня, сопровождавшая Канди, тихо что-то сказала, и ее подруга за столом, подняв глаза, улыбнулась.
— Добрый вечер, синьорина. Вы Кандида Уэллс?
— Да.
Рот монахини скривился в сдержанной улыбке, и она взглянула на молодую женщину, сидящую напротив.
— Какое совпадение! — заметила она на английском. — Но думаю, здесь, должно быть, ошибка. Мы ждали вас только завтра утром, синьорина Уэллс. — И она вновь посмотрела на свою собеседницу из внешнего мира, которая встала и с интересом принялась изучать Канди.
— Да, сестра, думаю, это так. Тут, видимо, моя вина.
Голос молодой женщины был таким же тихим и мягким, как и у монахинь, и такой же отрешенный от суматохи внешнего мира вид. Но когда она повернулась, Канди поняла, что итальянка не так молода, как ей показалось вначале. Ей было уже около тридцати. Она развела руками и виновато улыбнулась:
— Я думала, вы прилетите девятого. Я часто делаю подобные ошибки. Сожалею…
Выглядела она очень обеспокоенной, и Канди, уже достаточно утомленная и смущенная, почувствовала себя совсем неловко.
— Синьорина Марчетти договорилась, что вы остановитесь у нас, мисс Уэллс, — вмешалась монахиня за столом. — К сожалению, получилось небольшое недоразумение. Мы не ожидали вас до завтрашнего утра. Но, как говорят у вас в Англии, «никто не пострадал». — Она успокаивающе улыбнулась Канди. — Наш гостевой дом действительно полон, но мы должны как-то дать вам пристанище. — Монахиня не выглядела озабоченной, но Канди насторожили ее слова «как-то».
Синьорина Марчетти наклонилась к монахине через стол и стала что-то тихо, но настойчиво объяснять, обе женщины примерно минуту говорили по-итальянски, затем монахиня снова обратилась к Канди:
— Синьорина предложила, чтобы вы остановились на ночь в ее доме. У нее очаровательная квартира неподалеку отсюда, и там, — она пожала плечами и улыбнулась, — вам будет более удобно, чем было бы в нашем гостевом доме. Но вы должны мне сами сказать, что вы предпочтете.
Канди почувствовала себя еще более смущенной, чем прежде. Обе женщины явно старательно скрывали тот факт, что если она останется с монахинями, то поставит их, очевидно, в затруднительное положение. Но вместе с тем странно было ожидать, что эта незнакомая итальянка будет ею заниматься и примет у себя в доме, хотя она, по-видимому, и была агентом синьора Маруги.
— Вы очень добры… — Канди взглянула на синьорину Марчетти и проговорила: — Если вы уверены, что это вас не сильно затруднит…
— Никаких затруднений, — пылко прервала ее молодая женщина. — Я буду очень счастлива, если вы согласитесь остановиться у меня… по крайней мере, на сегодняшнюю ночь. Ваш багаж здесь?
Канди сдержанно кивнула, вспомнив о трех чемоданах, оставленных во внутреннем портике монастыря.
— Да, мой багаж здесь. Его не так много.
— Тогда мы пойдем. Утром, если пожелаете, вы смоете вернуться сюда.
Монахини заулыбались Канди, и все обменялись словом «arrivedercis» [4]. Фигуры в белых мантиях проводили двух молодых женщин через маленький внутренний дворик к массивной главной двери, ведущей на улицу. Снаружи, в полном вечернем спокойствии Виа Санта- Кристина, ожидала машина синьорины Марчетти, припаркованная на тротуаре. Прежде чем англичанка поняла, что происходит, одна из монахинь проворно подхватила ее чемоданы и уложила в багажник синьорины. Затем, с улыбкой глядя на ее утомленное лицо, открыла для нее дверцу и помогла забраться внутрь. Канди заметила, что одна из монахинь перед тем, как отойти, почти с ребяческим удовольствием погладила мерцающий бок машины.
Обтекаемая модель, стоящая в Англии целого состояния — вероятно, в Риме ее цена была не меньше, — с приглушенным мурлыканьем тронулась по узкой улочке. Когда они свернули за угол и оказались на площади, женщина за рулем бросила взгляд на Канди.
— Мы не были представлены, — заметила она. — Я Катерина Марчетти. Меня попросили договориться о вашем пребывании в Риме и… — Ее серьезный рот слегка расслабился в полуулыбке. — И присматривать за вами, если так можно выразиться.
— Это очень мило с вашей стороны, — отозвалась Канди, чувствуя неловкость. — Но, боюсь, я причиню вам массу хлопот.
Синьорина покачала головой:
— Для меня это вовсе не хлопоты.
Они остановились в тихом тупике перед высоким каменным зданием, за окнами которого мерцал свет, пробиваясь сквозь щели тяжелых портьер. Здесь царила атмосфера дорогой умеренности, и, как догадалась Канди, это был довольно эксклюзивный уголок города. Синьорина Марчетти вышла из машины и сделала знак кому-то у входа, вероятно портье. Англичанка последовала за ней на тротуар, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее чемоданы исчезают за вращающимися стеклянными дверями в холле роскошного дома.
Сам холл, когда они вошли в него, оказался большим и тускло освещенным всего одной лампой, но, переступив порог, Канди с удивлением обнаружила себя в огромном palazzi [5], теперь, видимо, превращенном в дом с элитными квартирами. Перед ней с грациозным изгибом взмывала вверх к едва видимому великолепно разрисованному потолку широкая мраморная лестница, а у ее подножия тускло мерцали фигуры бронзовых нимф, держащие над головами канделябры, в которых давно погасли последние свечи.
Синьорина Марчетти поспешно провела свою гостью мимо антикварной красоты лестницы в угол, где был установлен ультрамодный лифт, и они поднялись на четвертый этаж в квартиру итальянки. Уставшая и ошеломленная, Канди, войдя в просторное salotto [6] синьорины, могла только стоять и удивленно глазеть вокруг себя.
Это комната, вероятно, когда-то служила будуаром. Потолок ее не был неуютно высоким, и все в этой части древнего палаццо дышало атмосферой удивительного покоя. Гостиная была светлой и элегантной, с белыми стенами и высокими окнами, спрятанными в этот момент за портьерами из золотистой парчи. Весь пол был застелен золотистым ковром, мебель сочетала в себе удобство двадцатого века с элегантностью Ренессанса.
Хозяйка задержалась поговорить с портье, и Канди, слишком уставшая, чтобы двигаться, просто стояла и продолжала смотреть. Внезапно из глубокого кресла поднялась темная фигура, и она услышала мужской голос, обратившийся к ней.
Перед ней стоял граф ди Лукка, и выглядел он так, будто последнюю пару недель ничего не сделал для улучшения своего душевного состояния — худое смуглое лицо его было довольно изможденным. Граф, очевидно, был так же сильно удивлен, как и Канди, но первым пришел в себя.
