средневековый рационализм. Это очень простой, но интересный пример. Во дворе Парижской Академии спорят Буридан, автор Буриданова осла, и Фома Аквинский. (Буриданов осел - это тот, кто стоит и умирает от голода, но не может съесть ни одну из лежащих перед ним охапок сена, потому что они находятся на совершенно одинаковом от него расстоянии.) Они обсуждают вопрос, есть ли глаза у крота. Один из них говорит: 'У крота есть глаза потому-то, потому-то и потому-то'. Другой говорит: 'У крота нет глаз, потому что он ползает под землей, и глаза ему не нужны'. И что-нибудь еще в этом духе.
И вот так они стоят и спорят, есть у крота глаза или нет. Тут подходит к ним садовник и говорит: 'Уважаемые господа, давайте я вам принесу живого крота, и вы проверите, есть ли у него глаза'. Они ему отвечают: 'Пошел прочь, невежда! Мы обсуждаем идеального крота'. Очень хорошо, очень смешно. А теперь представим такую историю. Если те же самые персонажи стоят и обсуждают: пересекаются ли биссектрисы треугольника в одной точке? Один говорит, что пересекаются, другой говорит, что нет. Приходит садовник и говорит: 'Давайте я вам принесу палку, вы нарисуете на земле треугольник и проверите, пересекаются ли его биссектрисы в одной точке'. А ему скажут: 'Пошел прочь, невежда! Мы обсуждаем идеальный треугольник'. Совсем не так смешно. Иными словами, это совсем не так глупо, как может показаться с первого взгляда.
Обсуждать, есть ли у идеального крота глаза, - это вовсе не глупость: ведь можем мы обсуждать, пересекаются ли биссектрисы в идеальном треугольнике. Это - математизация действительности. Рационалисты считали, что с помощью рассуждения можно все узнать: как в математике, рассуждая логически, можно вывести любую теорему и постепенно продвинуться, ответить на любой вопрос, так и в жизни можно продвинуться сколь угодно далеко и все в жизни понять, только бы правильно рассуждать. Но можно ли рассматривать мир теми способами, которые используют математики? B математике такой подход дает отличные результаты, но для того чтобы понять, что в физике дело обстоит совершенно иначе, потребовалось много времени, и поэтому здесь нельзя говорить о какой-то чуши или глупости. Вот это - главная идея средневекового рационализма.
Теперь рассмотрим другую историю, настоящую, т.е. действительно имевшую место. Ее описывает Саадья Гаон в книге 'Эмунот вэ даот'. Первый случай это, скорее всего, анекдот, никогда они не стояли и не обсуждали, но вторая история - это настоящий факт, описанный в сочинениях некоего путешественника, который побывал в Багдаде примерно в 9 в. Он пишет следующее. Из какой-то мусульманской глубинки он приехал в столицу империи, Халифата: 'И вот о, ужас! - пришел я в некое место, мне велели прийти туда, где соберутся разные ученые мужи. Пришел я туда, в это место, и что же я слышу? Встает человек и говорит: 'Мы пришли сюда обсуждать вопросы Божественного. Поскольку здесь есть разные люди, а именно - мусульмане, евреи, и такие, и сякие, атеисты, христиане и т.д., то пусть никто не выдвигает доводов из своих священных книг, поскольку у одного священные книги одни, а у другого другие, а пусть выдвигает только доводы разума'. Вот такая идея, что нужно, обсуждая религию, выдвигать доводы разума, это Багдад 9 в., совсем не светлое новое время, а именно темное раннее средневековье.
Естественно, что в такой обстановке всякий интеллигентный еврей тут же вовлекается в это обсуждение религии с позиции доводов разума. И ведется общественная дискуссия, это как бы норма жизни в обществе - приводить доводы разума. Естественно, что евреям в такой обстановке необходимо приводить доводы разума. Поскольку исламский мир был как бы наследником греческой философии, то весь греческий подход туда проник. И вот именно здесь евреи оказались перед необходимостью рационально, т.е. разумно, обосновывать иудаизм. Это и есть начало еврейской философии.
Саадья Гаон, как представитель раннего средневековья, это рационалист. Поэтому его книга посвящена тому, чтобы обосновать с помощью логики, почему иудаизм - правильная религия. Почему действительно есть Бог, и почему так, почему мы в Него верим, - все основные идеи религии он обосновывает с точки зрения логики в книге 'Эмунот вэ даот'. Сегодня, конечно, эта книга скучна для нас. Я, например, просто не могу ее читать. Страница за страницей какие-то длинные рассуждения, которые доказывают, что вот так, действительно, верить правильно, а так неправильно, так логично, а так нелогично. Сегодня мы просто не можем воспринимать это всерьез. Прежде всего потому, что мы уже давно не рационалисты, мы давно не верим в то, что вообще здесь можно чего-то достичь доводами разума. И поскольку мы в это не верим, то все эти рассуждения для нас совершенно скучны.
5. Рационализм и мистика в европейской средневековой философии
5.1. Взаимоотношения евреев с представителями других религий.
Теперь мы сделаем описание двух классических религиозно-философских систем средневековья, одно из которых называется рационализм, а другое мистика, и которые присутствовали не только в еврейской, но и во всей европейской средневековой философии. 3десь нам надо отметить один очень важный момент, о котором не все знают. Многим людям кажется, что в средневековье евреи жили в гетто и с неевреями не общались. Это неверно. Гетто появились в конце средневековья, примерно в 15 в. Евреи, конечно, жили в своих кварталах, но собственный квартал это не гетто. Гетто - это квартал, в котором люди живут отдельно за забором и их никуда не выпускают. Все это появилось только в 15 в. До этого никаких гетто не существовало.
Очень многие думают, что инквизиция преследовала евреев. Это тоже совершенно неверно. Инквизиция на самом деле преследовала не евреев, а только христиан, которые допускали отклонения от веры. И поэтому, когда евреи переходили в христианство, то они попадали в ведение инквизиции. Она могла рассматривать, правильные они христиане или нет, а пока евреи оставались евреями, никакая инквизиция их не рассматривала.
Это все я рассказываю просто для того, чтобы уменьшить представление о средневековье как о мрачной эпохе, совершенно лишенной всякой культуры. Инквизиция потребовала от короля изгнать евреев из Испании, это правда, но сама она не могла их преследовать. Инквизиция потребовала изгнать евреев именно потому, что она считала, что евреи слишком плохо влияют на выкрестов. И невозможно справиться с выкрестами, научить их правильно верили, пока здесь есть открытые евреи. Поэтому открытых евреев нужно изгнать. Но никогда в христианстве не было идеи убивать евреев и сжигать их на костре. Были погромы, действия христианской черни, противоречившие установке самой церкви, которая состояла в том, чтобы евреев оставить в качестве примера того, как плохо тем, кто Христа не принял, но ни в коем случае их не трогать. Даже погромы Первого Крестового похода были вначале осуждены церковью. Я не хочу сказать, что все было положительным, но тем не менее, наше представление о многих вещах совершенно неверно. Недавно я читал фразу кого-то из европейских деятелей, что, может быть, мы скоро дойдем до того состояния культурной интеграции, которая было в Европе в 13 в., когда все университеты образовывали некое единство по всей Европе, и в них сосредоточилась вся интеллектуальная мысль.
Иными словами, евреи совсем не были отгорожены от христиан или мусульман, а были с ними в единстве. Существует много цитат у евреев из христиан или из мусульман, конечно, больше из мусульман, и очень много также цитат христиан из евреев. Например, Фома Аквинский часто цитирует Маймонида. Многие вещи читались, цитировались, обсуждались, было единое пространство. Поэтому в средневековой Европе существуют единые религиозно-философские системы, одни и те же у евреев, христиан и мусульман, и вот этот средневековый еврейский рационализм и аналогично средневековая еврейская мистика были направлениями не внутри-еврейскими, а внутри-европейскими, совершенно идентичными у евреев, христиан и мусульман. Критика у евреев и у христиан имела свою специфику, но в целом они были совершенно однородными.
3амечательным доказательством этого служит такой факт. В христианской литературе, в церковной традиции сохранилась книга под названием 'Путь жизни', которая была написана на латыни и приписывалась некоему монаху, то ли христианину, то ли мусульманину, по имени Абу-Циброн. Эта книга была вполне известной, некие религиозные рассуждения переписывались, пока в 19 в. не выяснилось, что Абу-Циброн - это Ибн-Гвироль. До 19 в. христиане читали эту книгу, не видя и не понимая, что она еврейская. Потому что там не было ни одной чисто еврейской вещи. Никаких рассуждений о заповедях, только рассуждения о религии. Они были настолько близки между евреями, христианами и мусульманами, что в течение столетий христиане могли считать книгу, написанную Ибн-Гвиролем, книгой или
