воителем нельзя кривить душою, темнить, изворачиваться, пытаться выглядеть лучше чем ты есть, нельзя, ему надо раскрыть душу… потому что он и снизошел для этого оттуда, со звезд, из сияния высокого. И сразу Ивану стало еще легче, благостнее. И сказал он:
— Страшное дело задумал я. Горькое и кровавое. Многими смертями, большим плачем и великим неверием обернется оно. Ты сам сказал — знаешь. И знают еще немногие сподвижники мои. А враги не догадываются. Неправедные правители правят нами повсюду… и хотя сказано, всякая власть от Бога, вижу ясно и верно — не от Всевышнего они, а от дьявола. Но под ними миллионы безвинных ходят и бросать на смерть их будут… Имею ли я, сам погрязший в грехах и страстях, право на дело это страшное? Не проклянут ли меня и идущих за мною потомки наши?!
— Дело страшное и горькое, верно говоришь, — длинные русые волосы витязя приподнялись с плеч, рассыпались, затрепетали, будто против ветра он встал, две жестких складки очертили уголки губ. — И проклясть тебя могут. Ибо не огражден никто от проклятия.
Иван поник, опустил глаза.
— Значит, нехорошее дело задумал я, — пробормотал он еле слышно.
— Как можно оценить несуществующее? Как взвесить не имеющее пока веса?! Ты ничего не сделал, а ответа просишь?!
— Доброго слова прошу. Или запрещения.
— Не будет тебе запрета, ибо волен в поступках своих, как каждый из смертных.
— И благословения не будет? — спросил Иван совсем понуро.
— Видно, память твоя коротка. Вспомни!
Все пропало разом. И стоял Иван под высокими сводами отрешенный и завороженный, как в тот далекий, самый первый раз, когда зашел, пересилив себя, во Храм. И видел он глаза Того, кто, единственный, не бросит его, не оставит в самую трудную и тяжкую минуту. «Что ты ищешь, сын мой?» От ответил: «Правду, правду ищу!» И не голосом священнослужителя, не гласом патриаршим, а небесным Гласом прозвучало под Святыми Куполами: «Значит, ты ищешь Бога. Ибо не в силе Бог, а в Правде!» Да, все именно так и было. Были и другие слова, много слов, много вопросов, много ответов, много ликов на иконостасе и на фресках, но главный Лик был обращен к нему. Главные слова в его уши проникли, не из уст священника, нет, а Свыше: «Иди! И да будь благословенен!» Сколько раз во времена тягостных странствий своих, в минуты и часы испытаний, мучений, битв просыпалось что-то незабытое в душе, и звучало внутри, спасая, придавая сил: «Иди! И да будь благословен!» Так было. И так есть! — «Не ты ли рвался в бой за Справедливость? Не ты ли считал себя мечом в руках Добра?! Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях. Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался в выси небесные. Твой дух побывал везде, узнал многое. И он не ослаб. Это тело твое устало! В этой жизни покоя не обретешь ты…» Да, и эти слова он слышал — давным-давно, на ступенях, ведущих к Храму. Покоя не обретешь… Иди! Не на сидение и выжидание его благословили, нет. Но почему никто не скажет прямо, громко: «Возьми меч в руки свои и повергни их!» Почему?! Или он не услышал… нет. «Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в схватке Вселенских Сил… только ты, ты один… ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием!» Храм наполнился небесным светом, воздух внутри него заискрился, заблистал.
И стоял Иван уже не в Храме, а под пресветлым звездным небом напротив небесного витязя с развевающимися власами.
— Ты вспомнил?
— Да, я вспомнил. Я получил благословение», я никогда и не забывал о нем. Никогда!
— Ну и что же за сомнения тебя одолевают? — еле заметная, мимолетная улыбка коснулась уст посланца небес.
И Иван не смог удержаться, у него словно глаза раскрылись.
— Я знаю кто ты, — прошептал он.
— И кто же? — поинтересовался витязь, глядя бездонными серыми глазами прямо в Иванову душу, но не прощупывая ее, не выискивая в ней чего-либо, а высветляя ее потемки заоблачным неземным светом.
— Ты, — с замиранием сердца начал Иван, — ты Предводитель Небесного воинства Архистратиг Михаил, или, как у нас говорили в народе и сейчас говорят, Михаил-Архангел, покровитель воинов и святой вождь всех сражающихся за Справедливость и Правду?!
— За Бога нашего, — добавил небесный витязь, — ибо Он и есть то, что зовется Правдою и Справедливостью. Ты узнал меня, Иван, и я рад, что ты сам догадался, что тебе не пришлось подсказывать. Но ты назвал лишь одно из многих тысяч моих имен, ибо по-разному зовут меня среди разных народов те, кто и составляет земное воинство Господа Бога… не в именах и прозваниях суть. Теперь ты догадываешься, почему именно я к тебе пришел во снах твоих?!
— Во снах? — отрешенно переспросил Иван. Он не мог поверить, что эта чудесная, необыкновенная встреча лишь сон один, и ничего более.
— Не изумляйся и не печалься, — осек его Архистратиг, — мы сами выбираем, когда и как являться избранникам своим. Во сне душа чистого помыслами чиста и не отягощена неверием бдящего. Ты никогда не забудешь нашей беседы и нашей встречи. И сон этот станет для тебя большим, чем явь, ибо он превыше яви. Но ты не ответил мне!
— Не могу ответить, — Иван вскинул голову и в свою очередь погрузился взглядом в бездонно-серые очи Михаила-Архангела, воителя небесного, — неисповедимы пути высших сил, а догадки — лишь прельщение гордыней.
— Хорошо говоришь, — Архистратиг чуть склонил голову, будто кивнул одобряюще. И продолжил: — Тогда я сам отвечу. Доселе ты был лишь странником — мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя чрез круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою, — Небесный Воитель воздел руку, и повеяло от нее теплом на Ивана, обрел он сразу уверенность и твердость душевную, словно по мановению чудесному, — и наречешься отныне воином. Да будет так!
С последними словами Архистратига развеялась тонкая пелена тумана, засверкало бриллиантовыми гранями море воинское, океан небесный — и восстали за спиною его неисчислимые полки, пресветлые рати в изумрудном и рубиновом блеске — словно миллионы солнц вспыхнули под непостижимо прекрасным бездонным небом.
Иван зажмурил глаза. Но веки были слишком слабым прикрытием. И он видел все! Тысячи дружин под алыми, небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями блистали сталью, серебром и золотом прекраснейших доспехов. Воинство Небесное принимало его в свои великолепные ряды.
И улыбался ему сам Вождь Пресветлого Воинства.
И был он среди них.
И был он на страдающей, обреченной на заклание Земле, в заточении и мраке, за многими метрами бетона, свинца, земли, под охраной не знающих доли своей, под недремлющим оком губителей душ земных, в логове зла, мерзости и вырождения, обреченный, униженный, слабый…
Но был он отныне не странником, но воином.
И не было на всем свете сильнее его.
Сергей Сергеев
РУССКИЙ ФАУСТ
«Будьте не мертвые, а живые души»
