— Стой-ой! — закричала Таёка.
Но он нежно и ласково приподнял ее и посадил на кольцевой карниз, опоясывающий внутренность рубки на двухметровой высоте. Пускай посидит. А сам влетел в регенерационный отсек, выкрикнув «большому мозгу» капсулы:
— Курс обратный, на Землю!
— Ты с ума соше-е-ел!!! — завизжала сверху Таёка.
Но Дил ее почти не слышал. Его огромное черное тело, будто свитое из бугристых мышц-жгутов, омывали горячие и ледяные струи живительных растворов. Микроскопические иглы вонзались в вены — и уже текла в них новая, горячая и здоровая кровь, насыщенная черт-те чем, дающим мощь буйвола и ярь голодного рыщущего по лесам волка. Отсек делал свое дело. Содержимое внутренностей ослабевшего в заключении негра вымывалось, вытравливалось — и закачивалось тело новым, свежим, жгущим. Дил Бронкс оживал. Он превращался из выжатой мочалки в человека. И он был готов к драке, к бою, к чему угодно… только выбитые зубы не могли вырасти столь быстро, но это потом. А сейчас?
Дил выскочил из отсека черной сверкающей пантерой.
Подбежал к жене. Обнял ее, усмиряя град обрушившихся на голову кулачков, поцеловал, потом еще и еще… она размякла, затихла в его могучих объятиях.
— Любимая, — прошептал он почти беззвучно, — ты спасла меня! Спасибо.
— Да ладно уж, — отозвалась растаявшая в неге, растворившаяся в его объятиях Таёка, — чай, не чужой, свой, родимый.
— Но мы должны вытянуть и его!
— Кого еще?
— Коротышку.
— Этого страшного карлика Цая ван Дау?! — Таёка отстранилась, округлила свои узкие раскосые глаза.
— Да! — Бронкс закивал головой будто нервнобольной. — Понимаешь, мы вдрызг разругались перед делом, все видели! И все подумают, что я его нарочно подставил, понимаешь?!
Таёка все понимала. Особенно хорошо она понимала, что три раза подряд никогда не везет, и если они влипнут сейчас, вернувшись на Землю, то влипнут окончательно. И вообще, возвращаться плохая примета.
— Тебе непременно нужно притащить сюда труп этого карлика?! — спросила она с просыпающейся злостью.
— Он жив! — заверил Бронкс. — Нутром чую! Если ты боишься, я высажу тебя… да, на Луну или орбитальный спутник, переждешь, потом я заберу тебя!
— Нетушки! — отрезала Таёка. — Одну капсулу угробил, десятерых парией на тот свет спровадил… Я пойду с тобой!
Черный пружинящий пол ушел из-под ног. Но они не упали, защитные поля успели поймать их в свои гамаки, уберечь — оба так и зависли в воздухе, посреди рубки.
— Чего там еще?! — заорал раздраженно Дил.
— Капсула остановлена, — доложил «большой мозг».
— Ты спятил?!
Дил ничего не понимал — кто мог остановить боевую десантную капсулу, эту черную и не знающую преград акулу Космоса?! Что еще за бред?!
— В данное время капсула вовлекается в приемный шлюз боевого всепространственного звездолета «Ратник», тип «черное пламя», масса — одиннадцать мегатонн, эквивалент суммарного боезаряда — полторы галактики типа Млечный Путь, базовый флагман Второго Межзвездного…
— Да заткнись ты! — в бешенстве заорал Дил. — На хрена мне все это знать! Откуда он взялся?! Почему радары молчали?! Почему ты, бездельник чертов, молчал?!
«Ратник» вышел в пространство пятьдесят восемь секунд назад. Поглощение капсулы произошло одновременно. По боевому уставу капсула не имеет права оказывать сопротивление флагманской матке.
— Чертовщина! Бред! — прошипел Дил Бронкс.
Матка! Флагман! Звездолет! Они все охренели! Да боевой звездолет типа «черное пламя» не имеет права здесь быть! он не может вообще всплывать в Солнечной Системе! Его место у черта на рогах, за десятки и сотни световых лет отсюда. Скорее всего, «мозг» перегрелся после глубинного удара, после всей этой кутерьмы… и вообще, разве можно доверять боевую десантную машину женщинам. Дил с явным недоверием и настороженностью поглядел на Таёку.
Та уже хотела разразиться бранью.
Но в это время в рубке прозвучало бесстрастно:
— Полковник Дил-Алфред Бронкс-младший?!
— Полковник в запасе, — машинально поправил Дил, — он самый.
— Вы приглашаетесь для представления в адмиральскую каюту флагмана. Явка через две минуты. Вы готовы?
Таска вцепилась в рукав мужа.
— Не пущу!
— Готов, — понуро ответил Дил.
Он погладил шершавой ладонью черные блестящие волосы, согнулся в три погибели, чмокнул в щеку возле самого ушка. Шепнул:
— Ничего не поделаешь, надо идти.
Иннокентий Булыгин поправил ремень, приосанился, выпрямился и даже, вроде, ростом повыше стал. Потом поглядел свысока на Хара.
— Может, в дверях обождешь, неудобно с собакой-то к самому адмиралу?!
Оборотень жалобно заскулил и приподнялся, встал на задние лапы.
— Не-е! — Кеша испуганно замахал руками. — Так еще хуже, ты уж, корешок, лучше на четвереньках оставайся.
Белоснежная с золотыми завитками дверь распахнулась. И перед Кешиным взором открылся прекрасный, просто дворцовый зал — такой же белоснежный и золотой, с расписным потолком и хрустальными свисающими нитями бессчетных светильников. Стены были увешаны огромными картинами в золоченых рамках. На картинах изображались морские и океанские баталии. Лишь на трех самых маленьких — метров по шесть длиною и высотою, горели какие-то звездные крейсера. Паркет был золотистый, светлый. И тянулся по нему узорчатый ковер, тянулся вдоль белого длиннющего стола, который упирался в стол покороче. Вот именно за последним и восседал сам адмирал, Командующий Флотом, седовласый, краснолицый и сердитый. Впрочем сердитым он мог просто казаться, густые и длинные седые усы скрывали рот, губы, переходили в густые бакенбарды, оставляя подбородок голым.
Кеша уже было оробел. Но тут взгляд его уперся в чернокожего детину, сидевшего возле адмирала, по левую руку от него — эдакого детину с другим не спутаешь.
— Дил, черт чумазый?! — еле слышно просипел Кеша вместо заготовленного приветствия.
Адмирал встал и пошел навстречу с протянутой красной рукой.
— Ну вот мне и комиссара прислали! — сказал он добродушно, пожимая Кешин протез.
— Комиссара? — не понял Булыгин.
— Словечко старое, позабытое, — заулыбался адмирал, щетиня усы и поглаживая баки. — Коли не слыхали, и знать вам не к чему, батенька. Будем знакомы!
Кеша представился.
— Прямо от самого?!
— От него.
— А это еще что за чучело?! — адмирал только увидал «зангезейскую борзую».
— Денщик, — пошутил Кеша.
Адмирал рассмеялся в голос и прикрикнул на Хара:
— А ну, денщик, на место!
Оборотень уныло поплелся к ковру, лег и свернулся калачиком.