отделяющая «мир сей» от Церкви, обнимала собою мирян, то теперь она исключает их, и об этом как раз и свидетельствует определение их как мiрян (???????), а не как прежде — лаиков, членов народа Божия (????), людей, взятых в удел и своих Богу…
III
В наши дни приготовление к причастию — и это понятно в свете сказанного выше о восприятии причастия как акта частного, личного — стало приготовлением также частным. В наших молитвословах печатаются молитвы перед причастием, но в сам текст и обряд Литургии они не входят, за исключением двухтрех, читаемых перед самым причащением. В молитвословы включены и благодарственные молитвы после причащения, тоже частные и в саму Литургию не включенные. Да это и понятно, поскольку далеко не все, присутствующие на Литургии, приступают к Чаше, и для них, следовательно, эти молитвы были бы номинальными. Состав, практика, время чтения этих молитв разнятся друг от друга, как разнятся и включенные в них предписания о пощении. Взятые сами по себе, эти молитвы — в большинстве своем прекрасны, одухотворены и бесконечно полезны. Речь, следовательно, идет не о них, а о месте их в Литургии, в Таинстве.
Дело в том, что нигде в Литургии, от начала анафоры, то есть Литургии верных, и до самого конца ее, мы не находим ни одной ссылки на участие в ней двух категории молящихся: причащающихся и непричащающихся Святых Тайн. Напротив, маломальски внимательное чтение преанафоральных, анафоральных и постанафоральных молитв не может не убедить нас в том, что после отослания оглашенных (а в ранней Церкви — и «кающихся»), «дверем затворенным» совершается Евхаристия — одновременно и принесение бескровной жертвы, и приуготовление верных к причащению Святых Тела и Крови Господа:
(Молитва верных вторая. Литургия св. Иоанна Златоуста.)
(Молитва приношения, по поставлении на Святом Престоле Божественных Даров. Литургия св. Василия Великого.)
И наконец —
(Анафора. Литургия св. Василия Великого.)
Вряд ли можно яснее явить органическую связь анафоры, принесения даров, бескровной жертвы хвалы с приуготовлением к причастию. В Святых Дарах мы опознаем Святое Тело и Кровь Христову, жертву, принесенную Христом «о всех и за вся», в причастии же принимаем ее с верой, надеждой и любовью в единстве со Христом, с Его жизнью, Его царством…
В отделении одного от другого, как это ни страшно сказать, ущербляется подлинный смысл Евхаристического Таинства, оно начинает восприниматься уже не как исполнение Церкви, явление Царства Божьего и новая жизнь, а как вкушение «вещественной святыни», превращающее таинство, по словам А.С. Хомякова, в какое-то «анатомическое чудо». Именно здесь вскрываются все тупики объяснения Евхаристии. «Обе стороны (протестантская и католическая — А. Ш.) только и делают, — продолжает Хомяков, — что-либо отрицают, либо утверждают чудесные изменения известных земных элементов, никак не понимая, что существенный элемент каждого таинства есть Церковь, и что собственно для нее одной и совершаются таинства, без всякого отношения к законам земного естества. Кто презрел долг любви, тот утратил и память об ее силе, утратил вместе и память о том, что есть реальность в мiре веры».
IV
Напомним, прежде всего, чин или порядок приготовления, каким он дошел до нас в византийском литургическом предании. Я не буду говорить о проскомидии, о которой мы уже говорили выше. Ограничимся Литургией верных.
Непосредственно после эпиклезы предстоятель начинает чтение молитвы ходатайства. Точнее, эту молитву можно было бы определить как молитву собирания Церкви — Тела Христова, явления ее во всей полноте:
Нас же всех, от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини
друг ко другу во единого Духа причастие, и
ни единого нас в суд или во осуждение сотвори причаститися Святаго Тела и Крови Христа Твоего.
Но да обрящем милость и благодать
со всеми святыми от века Тебе благоугодившими, —
праотцы, отцы, патриархи, пророки, апостолы,