ушло больше года. Внезапно разразилась война между чжилийской и фэнтяньской группировками милитаристов, и свадьба была отложена до 1 декабря одиннадцатого года республики (1922 года). К этому времени Сюй Шичан сошел со сцены. Но грандиозные приготовления к свадьбе приостановить уже было нельзя. Князья доверяли Ли Юаньхуну, вторично ставшему президентом, меньше, чем Сюй Шичану, и всячески боялись, как бы он не расстроил свадьбу. Однако все обошлось как нельзя лучше — правительство Ли Юаньхуна дало согласие. Будь на прежнем месте Сюй Шичан, было бы то же самое. Министерство финансов республики прислало Департаменту двора письмо с извинениями, где, ссылаясь на финансовые трудности, сообщало, что не может полностью выплатить сумму, полагающуюся по 'Льготным условиям'. Однако специально для свадебной церемонии из суммы таможенных налогов было выделено сто тысяч юаней, из которых двадцать тысяч считались свадебным подарком республики. Одновременно правительственные войска республики, жандармские и полицейские управления решили прислать своих офицеров и солдат для обеспечения охраны церемонии.
Свадебная церемония длилась целых пять дней. После свадьбы в течение трех дней непрерывно шли театральные представления. Перед свадебной церемонией необходимо было сделать ряд дел, в частности пожаловать четырем императорским наложницам титулы (только с этого дня их стали называть императорскими наложницами первого ранга). После этого следовало награждение почетными титулами князей и сановников.
Наибольшую реакцию в обществе вызвал тот факт, что после неудачной попытки реставрации в 1917 году малый двор снова открыто щеголял за пределами Запретного города. В то время как большое число солдат и полицейских республики стояли на посту и обеспечивали охрану, церемониальные отряды цинского двора, бряцая оружием, расхаживали по улицам Пекина. В день официальной свадебной церемонии позади двух военных оркестров республики ехали на конях в дворцовом одеянии великий князь Цин и великий князь Чжэн, держа в руках знаки полномочий. За ними следовали военные оркестры, войсковая и полицейская кавалерия, конные отряды службы внутренней безопасности. Далее шествовали знаменосцы с семьюдесятью двумя знаменами и зонтами
Богатые подарки высокопоставленных особ республики не остались без внимания общественности. Президент, написав на красной карточке тушью: 'Великому императору Сюаньтуну в дар от президента Китайской республики Ли Юаньхуна', преподнес восемь подарков: четыре сосуда с художественной эмалью, две штуки шелка и сатина, один занавес и свитки с парными надписями пожелания долголетия и счастливой судьбы. Его предшественник Сюй Шичан прислал в подарок двадцать тысяч юаней и множество дорогих вещей, включая двадцать восемь предметов из фарфора и роскошный китайский ковер с изображениями драконов и фениксов. Чжан Цзолинь, У Пэйфу, Чжан Сюнь, Цао Кунь и другие милитаристы и политические деятели также преподнесли деньги и подарки.
На церемонии бракосочетания представитель республики Инь Чан, главный адъютант резиденции президента, официально принес мне поздравления, как иностранному монарху. Поклонившись, он вдруг воскликнул: 'Это было от имени республики, а теперь ваш раб лично приветствует ваше величество!' — и, пав на колени, стал отбивать земные поклоны.
В те годы многие газеты выступали с серьезной критикой происходящего. Однако она не могла помешать необычайной радости князей и сановников и сдержать сторонников монархии, которые со всех концов страны стаями слетались в Пекин, привозя с собой свои и чужие деньги, антикварные изделия и прочие подарки. Однако главным были не эти подарки, а реакция общества. Даже для устроителей свадьбы она явилась несколько неожиданной, и они увидели в этом для себя весьма обнадеживающие перспективы.
Самым радостным событием, вдохновлявшим князей, сановников, старых и молодых приверженцев монархии, а также императорских наложниц, явился приход гостей из Посольского квартала. Впервые после Синьхайской революции в Запретном городе появились иностранные официальные лица, хотя они и прибыли в частном порядке.
В знак нашего внимания и благодарности иностранным гостям по предложению Джонстона во дворце Цяньцингун для них был специально организован банкет. Мне был подготовлен текст благодарственной речи на английском языке, и я по бумажке зачитал его гостям.
С первого же дня всех этих приготовлений я все время думал об одном: 'У меня теперь есть императрица и наложница, есть семья. А что же изменилось?' И всякий раз отвечал себе: 'Я повзрослел. И если бы не революция, уже наступило бы время моего собственного правления'.
О жене, о семье я даже и не думал. Лишь когда императрица, закрытая большим куском красного сатина с вышитыми на нем драконами и фениксами, попадала в поле моего зрения, у меня появлялось любопытство и хотелось узнать, как она выглядит.
По традиции наша первая брачная ночь должна была проходить во дворце Куньнингун, в свадебной комнате размером не более десяти квадратных метров; в ней находился только кан, занимавший четверть комнаты. Кроме пола, все было красного цвета. Испив брачный бокал и съев так называемые 'пампушки, приносящие детей и внуков', я вошел в эту темную красную комнату, и мне стало как-то не по себе. Императрица сидела на кане, опустив голову. Я огляделся и почувствовал, что перед глазами все красно: красный полог, красные подушки, красная одежда, красная юбка, красные цветы, красное лицо… все словно масса расплавленного красного воска. Я не знал, сесть мне или стоять. 'Все-таки в палате Янсиньдянь лучше', — подумал я, открыл дверь и вышел.
Вернувшись в палату Янсиньдянь, я увидел вывешенный на стене список фамилий чиновников всех районов страны годов правления Сюаньтуна и снова подумал: 'У меня теперь есть императрица и наложница. У меня есть семья. А что же изменилось?'
Какое настроение было у одиноко брошенной Вань Жун? О чем думает Вэнь Сю, которой нет еще и четырнадцати лет? Такие вопросы мне и в голову не приходили. Меня сверлила лишь одна мысль: 'Если бы не революция, я начал бы править сам… Я должен возродить наследие предков'..
Внутренние столкновения
С тех пор как во дворце появился Джонстон, я становился все более трудным — так считали князья и сановники, которым приходилось вести со мной дела. Ко времени женитьбы мои мысли и поступки все более удивляли их, а поэтому беспокоили и пугали. Сегодня я приказывал Департаменту двора купить мне бриллиант стоимостью в 30 тысяч юаней, а назавтра устраивал разнос тому же Департаменту двора за неумение вести дела, казнокрадство и расточительство. Утром я мог просить сановников проверить все антикварные предметы, надписи, картины и в тот же день доложить о результатах проверки, а после обеда, потребовав машину, отправлялся на загородную прогулку в Сяншань. Мне страшно надоели все эти придворные церемонии, надоели настолько, что я даже стал с неудовольствием ездить в желтом паланкине с золотым верхом. Я мог наказать евнухов за любую мелочь, малейшее непочтение ко мне, когда вздумается, отправлял их в административное бюро, приказывая избить палками, выгнать. Князей больше всего беспокоило непостоянство моих решений: то я твердо намеревался произвести реформу во дворце и упорядочить финансы, то объявлял, что покидаю Запретный город и отправляюсь учиться за границу. Целые дни они проводили в страхе и неведении.
О моей поездке за границу некоторые князья начали думать еще раньше меня, пригласив иностранного учителя. После свадьбы я получил немало памяток и советов от сторонников монархии, в которых также высказывалась мысль о поездке за океан. Однако когда я сам заговаривал об этом, почти все были против. Среди доводов противников поездки чаще всего можно было услышать такой:
— Отъезд вашего величества из Запретного города будет равносилен отказу от 'Льготных условий' республики. А стоит ли отказываться от них, если сама республика признает эти 'Льготные условия'?
