самостоятельно. Распад команды Матроса для тех же цеховиков означал одно: теперь грабеж увеличивался вдвое. И тогда в среде обираемых бандитами толстосумов возник сначала стихийный, а затем и целенаправленный протест. Начался он после того, как несколько рэкетиров вломились к одному зубному технику и потребовали от него золото. Это показалось технику настолько несправедливым и диким, что он, недолго думая, схватил со стола кухонный нож и зарезал одного из бандитов. Остальные, никогда ранее не встречавшие такого яростного отпора, бежали с поля боя.
Весть об этом мигом облетела всех рэкетируемых, и те воспряли духом. Состояние такого душевного подъема рэкетиры вскоре почувствовали на себе: один из барменов, к которому вымогатели пришли за данью, пошел дальше зубного техника и зарубил топором не одного, а двух рэкетиров. После этого доведенный до отчаяния бармен собрал вокруг себя около двух десятков таких же, как он, запуганных дельцов и, вооружив их огнестрельным оружием, стал ждать прихода мстителей.
Однако Матрос был отнюдь не дурак и, хотя он не знал о заповедях московского вора в законе А. Черкасова, учившего: 'Бери, но не зарывайся', но тут же почувствовал, что где-то перегнул палку. Совсем недавно разборки со стрельбой произошли у него с кавказцами, которых он сильно обидел, «сдав» одного из них милиции, и горячие молодцы чуть было не устроили в городе 'день длинных ножей'. Но Матрос вовремя пошел на попятную и заключил с южанами перемирие, бурно отмеченное в ресторане «Днепропетровск». И вот теперь точно таких же действий требовали доведенные до отчаяния цеховики.
Ситуация, сложившаяся в Днепропетровске в конце 70-х годов, была типичной для всей страны. Беспредел рэкетиров стал к тому времени настолько нестерпимым для большинства цеховиков, что последние вынуждены были встать на путь вооруженного отпора обнаглевшим бандитам. И тогда на повестке дня обеих сторон встал вопрос о примирении. Его заключили в 1979 году в Кисловодске. В этом курортном городе в тот год собралась представительная сходка воров в законе, на которую впервые в истории были приглашены гражданские лица — цеховики. После бурных дебатов, длившихся не один день, пришли к полюбовному соглашению: отныне, дабы избежать ненужных эксцессов, цеховики обязывались добровольно отдавать рэкетирам 10 % от своих левых доходов. За эти немалые по тем временам проценты рэкетиры обещали не только не трогать их, но при случае и защищать от всяких «залетных» бандитов и мелкой шпаны.
Такой же союз заключили между собой главный рэкетир Днепропетровска Матрос и главный цеховик того же города Аркадий Коваль. Имел этот оборотистый воротила подпольный цех, в котором старые байковые одеяла умело переделывались в ковры, что приносило ему баснословные прибыли. И хотя были у него связи со многими городскими начальниками, но дружба с Матросом и его бойцами стала куда дороже и весомее.
Более семи лет куролесила в Днепропетровске и окрестностях банда Матроса, и все эти годы местные власти и пальцем не пошевелили, чтобы раз и навсегда пресечь ее деятельность — ведь матросовцы не причиняли добропорядочным гражданам Днепропетровска особых хлопот. Страдали от нее люди нечистоплотные, жуликоватые, те, о ком власть и не желала особенно заботиться. И несмотря на то что банда была вооружена, ни одного трупа за все время ее существования обнаружено не было.
Существовали подобные группировки и в Москве, однако и здесь их деятельность почти не соприкасалась с жизнью большинства москвичей. Москва тогда по праву считалась одним из самых спокойных городов мира. Во всяком случае, на фоне беспредела 90-х это видно особенно отчетливо.
В октябре 1976 года в журнале 'Человек и закон' появился очерк Я. Шнайдера об одном дне московской милиции. В этом очерке были приведены знаменательные слова начальника штаба из Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома полковника В. Лукьянчикова. Он, в частности, сказал: 'У нас в Москве тоже случаются убийства. Но, во-первых, именно случаются, а во-вторых, природа их совсем иная, чем на Западе, где процветает организованная преступность, где человек убивает человека из корысти, из желания устранить соперника по банде и так далее. Как правило, абсолютное большинство убийств у нас на бытовой почве: пьяная драка с трагическим исходом, ревность или другие семейные неурядицы, и мы с этим боремся, ибо нам дорога жизнь каждого человека'.
И далее корреспондент Я. Шнайдер пишет: 'Я читаю аккуратно распечатанные листки с лаконичным описанием случившегося и действительно ничего похожего на Париж и тем более Нью-Йорк не нахожу. Угон автомобиля, пьяная драка, ложная тревога в сберкассе — из-за дождя произошло короткое замыкание и сработала сигнализация… Опять угон автомобиля, нападение на женщину — вырвали из рук сумку, подвыпившие юнцы избили товарища… А главное — все происшествия за ночь умещаются на одном листке писчей бумаги.
Не удивлюсь: был готов к такому «разочарованию». В конце концов, я тоже москвич и тоже довольно часто возвращаюсь поздно, не испытывая ни волнений, ни страхов. Так же вполне уверены в своей безопасности все семь с половиной миллионов москвичей и тысячи гостей столицы'.
Молодежные банды — Стервятники на дорогах
Но если в Москве в те годы было относительно спокойно, то в некоторых других городах необъятного Союза уже начала бродить 'тень беспокойства'. И одним из лидеров в этой «области» была столица Татарии город Казань. Молодежь этого города в конце 70-х годов подарила нашей правоохранительной системе так называемый 'казанский феномен', то есть крупные преступные группировки молодежи, объединенные по территориальному принципу.
Если посмотреть на данную проблему в историческом разрезе, то мы увидим: молодежные банды были известны в нашей стране еще с 20-х годов. Тогда их возникновение непосредственно связывалось с последствиями гражданской войны, профессиональной и организованной преступностью, беспризорностью подростков и безработицей. В 30-е годы трудовой энтузиазм 'великой стройки социализма' и власть НКВД свели молодежные бандитские группировки практически к нулю. После войны эта проблема вновь дала о себе знать (вспомним подростковую банду 'Черная кошка' в Москве). Однако настоящий взрыв молодежной преступности произошел в нашей стране в 70-х годах, и связан он был с усилением ориентации преступного мира на подростков. Во многих городах Союза стали появляться молодежные банды, за спиной которых стояли уголовные авторитеты.
Доводилось и автору этих строк в середине 70-х годов под зычные возгласы «махьяна» «скрещивать» кулаки с ребятами с соседней территории (нашими считались владения по улице Казакова, Гороховскому и Токмакову переулкам вплоть до улицы Карла Маркса, ныне — Старая Басманная). Соседи и союзники наши — ребята с Бауманской и Почтовой улиц ('бауманцы'), а противники — пацаны, жившие в переулках вокруг Сада имени Баумана. Правда, противниками мы были не всегда, порой, когда надо было дать отпор ребятам с тех же Чистых прудов, наши команды объединялись, и тогда на прудах происходили сражения, в которых порой участвовало до сотни человек. Все это было в середине 70-х, тогда по всему Советскому Союзу, как по команде, стали появляться молодежные группировки, делившие города на зоны своего влияния. Наибольшую известность, как отмечалось выше, на этом поприще снискала себе Казань, где с 1974 года процесс образования молодежных группировок приобрел интенсивный характер. Специалисты, изучавшие эту проблему, позднее объяснят, что криминализация казанской молодежи (впрочем, как и всей остальной) происходила по причине отставания социальной инфраструктуры, рассчитанной на обслуживание подростков, когда в микрорайоне города, где проживает около 150 тысяч человек, работает всего лишь один кинотеатр, да и тот на 200 посадочных мест. Эти же специалисты отмечали, что Татарская АССР на рубеже 70-х — 80-х годов стала регионом с невиданными ранее масштабами возведения крупнейших промышленных объектов ('Атоммаш', «КамАЗ», «Химмаш» и т. д.), и поэтому централизованное субсидирование и средства республиканского бюджета направлялись главным образом для решения социальных проблем именно новых городов. Казань же из этого списка выпадала и оставалась на 'голодном пайке'. И тогда молодежь города ответила на это резким ростом криминала.
В 1978 году в районе завода «Теплоконтроль» в Казани образовалась крупная группировка (до 200
