какие меры следует принять, чтобы расплатиться и удовлетворить их требования. Продать земли легко; я понимаю, что для Кати было бы хорошо иметь какой-нибудь свой капитал, но в конце концов, надо учитывать благосостояние всех, а в этом случае, я полагаю, другие члены семьи от этого пострадали бы. <…> Каждый считает себя вправе жаловаться и не желает разделить с тобой тяжесть ведения дел, каждый старается иметь верный доход, вещь очень приятная, но, к несчастью, провидению не было угодно нам ее даровать, следственно надо покориться и трудиться сообща, чтобы не запутывать дела все больше и больше, требуя невозможного»{793}.
Надо полагать, что именно в этот период, период обострившихся отношений семьи Гончаровых с домом Дантесов, Екатерина Николаевна, желая как-то сгладить возникшую напряженность, шлет матери акварельный портрет работы художника Леопольда Фишера, на котором изображены ее дочери: три малолетние девочки в одинаковых белых платьицах. (Портрет сохранился до наших дней.)
В то же время июльские письма сестер Гончаровых брату были письмами сквозь слезы и подчеркивали глубину материальной зависимости, в которой они находились. У края пропасти поддержкой были разве что старые добрые друзья да их бескорыстное участие.
Александрина Гончарова — брату Дмитрию.
«…Писать все подробно было бы слишком долго, но в конце концов я буду вынуждена ходить в костюме Евы. Мне стыдно перед прачкой, которая насмехается над моим бельем. Вот до чего я дошла…»{794}.
Наталья Николаевна — брату Дмитрию.
«…Положение Саши еще более критическое, чем мое, и совершенно в порядке вещей, что я ей отдавала все, что мы получали от тебя. Таким образом, с июля 42 по июль 43 я не получила ни копейки из тех денег, что ты нам присылал. Сумма довольно круглая, достигающая 1500 рублей; ты понимаешь, какой помощью она была бы мне сейчас»{795}.
Петр Александрович Плетнев, человек, близкий Пушкину, был близок и дорог и Наталье Николаевне. Бережно относясь к памяти Поэта, он очень тепло относился и к его вдове и детям. И это понятно: ведь с апреля 1839 года в 46 лет он сам стал вдовцом, на руках которого осталась 9-летняя дочь Ольга[152]. Взаимные посещения, «вечерний чай» были поводом для их дружеского общения.
П. А. Плетнев — Якову Карловичу Гроту в Гельсингфорс.
«15 сентября 1843 года. С.-Петербург.
…На чай из мужчин пришли: Энгельгардт, Кодинец и Петерсон, а из дам — Пушкина, сестра ея, гувернанта и дочь Пушкиной с маленькими двумя братьями… Сперва накрыли чай для детей с их гувернантами. После новый чай для нас в зале. Кончив житейское, занялись изящными искусствами: дети танцевали, а потом Оля играла с Фукс на фортепиано. Александра Осиповна очень полюбила Пушкину, нашед в ней интересную, скромную и умную даму. Вечер удался необыкновенно»{796}.
Помимо самой Натальи Николаевны в круг общения Петра Александровича Плетнева входили и ее родственники — супруги де Местр. Тетушка Софья Ивановна была хлебосольна. «Кухня ея славилась на весь Петербург, и на изысканный стол она никаких расходов не жалела»{797} , — писала ее внучатая племянница.
П. А. Плетнев — Я. К. Гроту.
«22 сентября 1843 года.
…Граф и графиня живут одни — двое умных и живых стариков; нельзя изобразить, как интересно видеть 80-летнего гр. Местра, желающего со всею готовностью души участвовать в умственных занятиях. До сих пор он пишет брошюры по части физики и отсылает их в Париж. Еще за два года он написал несколько картин масляными красками. У него зрение и слух вполне сохранились до этих лет. Он один из лучших в Европе живописцев, химиков и физиков. Словом, изумительный старик. Обед был самый роскошный. Графиня говорит, что в ее положении это одно удовольствие ей осталось. Она родная тетка жены А. Пушкина и была по отцу Загряжская. У них была воспитанница Иванова, которая теперь замужем в чужих краях (имеется в виду Наталья Фризенгоф. —
<…> Зашел к Пушкиной. Она в среду приедет ко мне со всем семейством своим (семь человек) на вечерний чай»{798}.
Что касается старшей из сестер Гончаровых, Екатерины Николаевны Дантес, то 22 сентября 1843 года у нее родился желанный ребенок[154] — сын, которого назвали Луи-Жозеф. Очевидно, в честь двух отцов Дантеса.
В то же время в Эльзасе, в родовом замке Дантесов, назревали неотвратимые события, исход которых в России никто не мог предвидеть.
Играя на чувствах родственников, Луи Геккерн с удивительной торопливостью пишет Д. Н. Гончарову одно за другим письма-вымогательства, умело используя повороты переменчивой судьбы в своих интересах.