30 июля. Воскресенье. Получено известие о смерти скоропостижной Евгения Боратынского в Неаполе[172].

4 августа. Пятница. Обедня. Исповедался, причащался. Именины Ростопчиной и Путятиной. Обед у Ростопчиной, вечер к Путятиной. Получено известие о кончине великой княжны Александры Николаевны[173].

6 августа. Воскресенье. У Ростопчиной. У Путяты — день ее рождения. Выехал из Ревеля.

7 августа. Понедельник. В дороге.

8 августа. Вторник. Возвратился в Петербург» {847}.

Период поездки Вяземского в Ревель по времени совпал с письмом, отправленным А. И. Тургеневым Жуковскому из-за границы, в котором он с горечью излагал свой взгляд на положение дел в России, а также открыто называл главного тому виновника:

«10 июля 1844. Киссинген

…Свербеев думает, что государь по первому впечатлению, которое во многих хорошо и ясно, поймет дело; но потом забудет и поступит противно сему самому верному и ясному взгляду или инстинкту: ибо в нем нет ничего иного: он темный человек, да еще и самодержец — и никто ему не перечит. Да и нас же он не любит. Какая на него надежда — одно разве будущее, неизбежное бедствие, потеря дочери, возродит его, но он уже ходит на парады, занимается касками, и все опять придет в свой порядок или прежний хаос <…> Ты все поэтическими глазами смотришь на государя, а в нем и хорошего-то — одни фразы. <… > Он во всем и со всем фразер и актер: я и здесь узнал многое о сем… В делах — ничего кроме жестокого варварства и отсутствия всякого продолжительного высокого чувства: он рисуется, когда говорит с вами. Я, кажется, давно разгадал его. И любовь к русскому в нем — одна любовь к русскому варварству. <…> Детей любит, но как? Не хочу сравнивать… Жену любит, но еще хуже! Словом — пошлая проза, когда не хуже»{848}.

16 июля 1844 года

16 июля 1844 года, в то самое время, когда, согласно записи в дневнике, князь Вяземский купался в море, воскресным солнечным днем в пригороде Петербурга — Стрельне, состоялось венчание Натальи Николаевны Пушкиной с Петром Петровичем Ланским.

Произошло событие, которое не обошел своим вниманием и царский двор:

«…Николай Павлович отнесся очень сочувственно к этому браку и сам вызвался быть посаженым отцом, но невеста настояла, чтобы свадьба совершилась как можно скромнее; сопровождаемые самыми близкими родственниками, они пешком отправились в Стрельнинскую церковь и там обвенчались. Поэтому Ланскому не пришлось воспользоваться выпавшей ему почестью. Государь понял и оценил мотивы этого решения, прислал новобрачной бриллиантовый фермуар в подарок, велев при этом передать, что от будущего кумовства не дозволит так отделаться»{849}.

Более подробно рассказывает о свадьбе своих родителей А. П. Арапова:

«…Когда отец явился к государю с просьбой о дозволении ему жениться, Николай Павлович ответил ему:

— Искренне поздравляю тебя и от души радуюсь твоему выбору! Лучшаго ты не мог бы сделать. Что она красавица, это всякий знает, но ты сумел оценить в ней честную и прямую женщину. Вы оба достойны счастья, и Бог пошлет вам его. Передай своей невесте, что я непременно хочу быть у нея посаженным отцом и сам благословить ее на новую жизнь.

16 июля 1844 года, после полудня скромный кортеж направлялся пешком в приходскую церковь[174] Стрельны, — летней стоянки Коннаго полка.

Несмотря на так ясно выраженное желание Царя, мать уклонилась от этой чести. Она не скрывала от себя, что ее второе замужество породит много толков и осуждений, что ей не простят, что она сложила с себя столь прославленное имя, и хотя присутствие государя, осеняя ея решение могучим покровительством, связало бы не один ядовитый язычек, она предпочла безоружною выйти на суд общественнаго мнения и настояла, чтобы свадьба состоялась самым незаметным, тихим образом.

Почти никто не знал о назначенном дне, и кроме самых близких, братьев и сестер с обеих сторон, не было ни одного приглашеннаго. Невеста вошла в церковь под-руку с женихом, более чем когда либо пленяя своим кротким видом и просветленной красотой.

Комический эпизод, часто вспоминаемый впоследствии, нарушил однако же сосредоточенное внимание присутствующих, едва не вызвав переполох.

Молодой граф, впоследствии князь, Николай Алексеевич Орлов[175] , состоявший в то время закорпусным камер-пажем, очень был заинтересован свадьбою своего будущаго командира со вдовою Пушкина и тщетно старался проникнуть в церковь, строго охраняемую от посторонних. Но препятствия только раздражали его любопытство и, надеясь хоть что-нибудь да разглядеть сверху, он забрался на колокольню, в самую торжественную минуту он задел за большой колокол, раздался громкий удар, а Орлов с испугу и растерянности не знал, как остановить предательский звон.

Когда дело объяснилось, он, страшно сконфуженный, извинился перед новобрачными, и это оригинальное знакомство с моей матерью послужило первым звеном той дружеской близости со всей нашей семьей, которая не прекращалась до той поры, когда служебная деятельность удалила его из России[176]. На другой день отец отправился в Петергоф с щекотливой миссией — доложить государю о совершившейся свадьбе и о причинах, побудивших жену отказаться от выпадавшей ей на долю высокой милости.

При всей благосклонности царя, он почувствовал, что сердце было у него не на месте. Как отнесется государь к подобному своевольному поступку?

От зоркаго глаза Николая Павловича не ускользнуло его смущение. С первых слов извинения он ласково остановил его:

— Довольно! Я понимаю и одобряю те соображения, которыя делают честь чуткости ея души. На другой раз предупреждаю, что от кумовства так легко не отделаетесь. Я хочу и буду крестить твоего перваго ребенка.

Вслед за тем царский посланный привез матери брилиантовый фермуар, как предназначенный ей свадебный подарок»{850}.

Что же касается присутствовавших на свадьбе, то, как писала А. П. Арапова, «кроме самых близких, братьев и сестер с обеих сторон, не было ни одного приглашенного».

То есть надо полагать, что со стороны Натальи Николаевны были лишь сестра Александрина, братья Дмитрий, Сергей и, вероятно, вернувшийся из-за границы Иван Гончаров. Возможно, что все они были со своими женами. Присутствовали, очевидно, и тетушка де Местр с мужем, а также опекун детей Пушкина граф Строганов с супругой.

Трудно сказать, присутствовала ли на свадьбе их дочь Идалия — троюродная сестра Натальи Николаевны, которая была вынуждена поддерживать с нею светские отношения.

Напомним, что Идалия Полетика в недавнем прошлом была возлюбленной Ланского, и это давало повод злым языкам пустить в свет расхожий каламбур о том, что он «сменил Политику на Поэзию».

Со стороны Петра Петровича Ланского на свадьбе, вероятно, были его братья Павел и Александр, когда-то служившие вместе с ним в Кавалергардском полку, а также и сестры: Мария, Наталья, Елизавета. Приехали ли родители с обеих сторон — неизвестно, поскольку родители Натальи Николаевны уже на протяжении 12 лет жили розно: отец — в Москве, мать — в Яропольце, а из родителей Петра Петровича если и могла приехать, то только мать, Елизавета Романовна Ланская, урожденная Лепарская[177]. Его отец — Петр Сергеевич Ланской (1752–1805), действительный статский советник, давно скончался и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры вместе с братом Сергеем Сергеевичем Ланским (1761–1814), в общей ограде, где на могилах были установлены две полуколонны с вазами и стихотворными эпитафиями.

Итак, 16 июля 1844 года Натали Пушкина вышла замуж за генерала Ланского, и на ее изящной руке вновь засияло обручальное кольцо[178]. А месяц

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×