Среди тех, кто пришел проститься с Поэтом, была и воспетая им Анна Петровна Керн.
Спустя 20 лет (так уж совпало, что именно в феврале!) в день прощания с композитором М. И. Глинкой, она вспоминала: «Его отпевали в той же самой церкви, в которой отпевали Пушкина, и я на одном и том же месте плакала и молилась за упокой обоих! <…>»{132} .
«Современники-свидетели передавали, что во время отпевания обширная площадь перед церковью представляла собою сплошной ковер из человеческих голов, и что когда тело совсем выносили из церкви, то шествие на минуту запнулось: на пути лежал кто-то большого роста, в рыданиях. Его попросили встать и посторониться. Это был князь Вяземский»{133}, — писал биограф Пушкина П. И. Бартенев.
К сожалению, ни отец, ни брат, ни сестра Пушкина, разделенные расстоянием, обстоятельствами и временем, не смогли присутствовать на его отпевании.
Отец Поэта, Сергей Львович, 1 июля 1836 года переехал в Москву, где поселился в семье родной сестры, Елизаветы Львовны Сонцовой. Брат, Лев Сергеевич, с 1836 года и до отставки в 1842 году служил на Кавказе. Сестра, Ольга Сергеевна Павлищева, в сентябре 1836 года уехала в Варшаву к месту службы мужа, Николая Ивановича Павлищева. Мать Поэта — Надежда Осиповна Пушкина, скончалась почти за год до него, 29 марта 1836-го, и Пушкин один в сопровождении своего верного «дядьки» Никиты Козлова отвез гроб с ее телом на фамильное кладбище Святогорского монастыря.
В то время, когда происходило отпевание Поэта в Конюшенной церкви, Николай I отдал неожиданный приказ о проведении на следующий день военного смотра.
В приказе от 1 февраля Кавалергардскому полку было предписано: «Всему полковому обозу отправиться из казармы завтра в 10 1/2 утра, под командою фурштатского подпоручика Иванова и следовать через цепной мост, Царицын луг и Конюшенную улицу, где и остановиться»{134}.
Из дневника А. В. Никитенко, с 1834 года — профессора русской словесности Петербургского университета:
«1 февраля. <…> Народ обманули: сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе, — так было означено и на билетах, а между тем тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на лекциях. <…>
Церемония (отпевания. —
Из дневника А. И. Тургенева:
«1 февраля. <…> В 11 часов нашел я уже в церкви обедню, в 10 1/2 начавшуюся. Стечение народа, коего не впускали в церковь, по Мойке и на площади. Послы со свитами и женами. <…> Жуковский. <…> Мы снесли гроб в подвал. Тесновато. Оттуда к вдове: там опять Жуковский. Письмо вдовы к государю: Жуковского, графа Велгурского, графа Строганова просит в опекуны. <…>»{136}.
Наталья Николаевна подала прошение на высочайшее имя об учреждении опекунов над ее детьми.
Текст этого письма, по всей видимости, обсуждался ею с друзьями Поэта. Само же письмо было отправлено несколько дней спустя.
Наталья Николаевна Пушкина — Николаю I.
«Супруг мой двора Вашего Императорского Величества камер-юнкер Александр Сергеевич Пушкин волею Божиею скончался 29 минувшего генваря, оставя по кончине своей малолетних детей сыновей Александра 3-х и Григория 2-х лет и дочерей Марью четырех лет, Наталью восьми месяцев и недвижимое наследственное имение, состоящее в разных деревнях Псковской губернии. Вместе с тем осталось и движимое его имущество, надлежащей описи как недвижимому, и так и движимому его имуществу еще не учинено. А как по роду оставшегося по смерти мужа моего имущества необходимо было назначить несколько опекунов, то я, избрав для того двора вашего императорского величества обер-шенка действительного тайного советника графа Григория Александровича Строганова, шталмейстера тайного советника графа Михайла Юрьевича Виельгорского и действительного статского советника Василия Андреевича Жуковского, всеподданнейше обратилась к Вашему Императорскому Величеству о назначении лиц сих опекунами. Текущего февраля 3-го числа г. министр юстиции тайный советник Дашков уведомил меня[23], что Ваше Величество по упомянутому предмету высочайше соизволили на назначение в опекуны избранных мною лиц, но с тем, чтобы я с настоящею просьбою обратилась куда следует установленным порядком. <…> Сверх назначенных выше особ, я считаю непременным долгом матери принять на себя обязанности опекунши детей моих и присовокупить еще к числу упомянутых опекунов камер-юнкера надворного советника Атрешкова. А как не только упомянутое выше движимое имущество покойного мужа моего находится в С. Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С. Петербурге, то по сему и прошу:
Дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом повеле-но было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведование С. Петербургской дворянской опеки и, утвердив поименованных выше лиц в звании опекунов детей моих, учинить распоряжение, как законы повелевают.
Всемилостивейший Государь, прошу Вашего Императорского Величества о сем моем прошении решение учинить 8-го февраля 1837 года. К поданию надлежит в С. Петербургскую дворянскую опеку, прошение сие переписывал со слов просительницы писарь Леонтий Герасимов. — Его Императорского Величества камер-юнкера Александра Сергеева сына Пушкина Наталья Николаевна дочь Гончарова руку приложила.
Звание опекунов принять согласны:
Двора Его Императорского Величества обер-шенк граф Григорий Строганов;
Двора Е. И. В. шталмейстер граф Михаил Виельгорский; Действительный статский советник Василий Жуковский;
Двора Е. И. В. камер-юнкер Наркиз Атрешков.
Жительство имеют:
Наталия Николаевна Пушкина: на Мойке против Конюшенного моста в доме Волконской;
Граф Григорий Александрович Строганов на углу Италианской и Караванной улицы в доме принца Гогенлоэ-Киршберг № 21;
Граф Михаил Юрьевич Виельгорский в доме Кутузова подле Михайловского театра;
Василий Андреевич Жуковский в Зимнем дворце.
Наркиз Иванов Атрешков на Невском проспекте в доме Чаплина»{137} .
«От глубоких огорчений, от потери мужа жена Пушкина была больна, она просила государя письмом дозволить Данзасу проводить тело ее мужа до могилы, так как по случаю тяжкой болезни она не могла исполнить этого сама. Государь, не желая нарушить закон, отказал ей в этой просьбе, потому что Данзаса за участие в дуэли должно было предать суду»{138}, — записал А. Аммосов со слов самого Константина Данзаса.
1 февраля 1837 года.
Граф А. X. Бенкендорф — графу Г. А. Строганову.
«Я немедленно доложил его величеству просьбу г-жи Пушкиной, дозволить Данзасу проводить тело его в последнее жилище. Государь отвечал, что он сделал все, от него зависевшее, дозволил подсудимому Данзасу остаться до сегодняшней погребальной церемонии при теле его друга; что дальнейшее снисхождение было бы нарушением закона — и следовательно, невозможно; но он прибавил, что Тургенев, давнишний друг покойного, ни в чем не занятый в настоящее время, может отдать этот последний долг Пушкину, и что он уже поручил ему проводить тело»{139}.
1 февраля 1837 года.
