подразумевая Наталью Николаевну. Так в очередной раз сбывалось предсказание Пушкина.
28 мая 1899 года. В этот день перед Александровским лицеем был открыт бюст А. С. Пушкина работы академика Ивана Николаевича Шредера (1836–1908)[228].
12 июня 1899 года в газете «Новое время» за № 8364 была помещена «Беседа с бароном Геккерн- Дантесом-сыном» постоянного парижского корреспондента И. Яковлева.
Вот фрагмент этой беседы:
«— Встречался ли когда-нибудь отец ваш с Натальей Николаевной после дуэли? — спросил я.
— Один раз здесь, в Париже. Мне было 12 лет, и я шел с отцом по rue de la Paix (улице Мира. —
— Знаешь, кто это? Это — Наташа.
— Кто такая Наташа? — спросил я.
Но он уже опомнился и пошел вперед.
— Твоя тетка, Пушкина, сестра твоей матери.
Это имя ударило меня в сердце. С раннего детства я помнил старый зеленый мундир с красным воротником, который я видел однажды, правый рукав его был продран и на нем виднелись следы запекшейся крови. Мне сказали, что в этом мундире отец мой дрался на дуэли с дядей Пушкиным и был ранен…»{1115}.
Какой благонамеренный панегирик об отце и его трагической любви, переданный устами сына!..
Можно было бы и поверить юношеским воспоминаниям Дантеса-младшего, если бы не отдельные фрагменты беседы, которые скорее следует отнести к разряду небылиц.
Так, встреча, о которой идет речь, не могла произойти, поскольку Наталья Николаевна никогда не была в Париже. Кроме того, упоминаемое время ее встречи с Дантесом (1855–1856 гг.) приходилось на годы Восточной, или Крымской, войны, в которой Франция была союзницей Турции и, соответственно, не могла принимать у себя гостей-посланцев вражеской стороны, тем более жену генерала русской армии. Это первое.
Второе. Наталья Николаевна в это самое время сопровождала мужа, занимавшегося формированием народного ополчения в Вятской губернии России, что, как известно, весьма далеко от Парижа.
Третье. Наталья Николаевна никогда не была «блондинкой с начесами a la vierge», ибо сам Пушкин называл ее «красавицей-брюнеткой».
И последнее. Упоминаемый «старый зеленый мундир с красным воротником» был (если и был) явно с чужого плеча, так как цвет кавалергардского мундира — красный. Как шутил П. А. Вяземский в адрес одного из кавалергардов: «…на плечах своих ты можешь носить несколько аршин красного сукна? Боже мой, будь у меня какое-либо право на красное сукно, уж как бы я этим воспользовался!»{1116}.
Итак, повседневный цвет кавалергардов — красный, парадный цвет — белый, а «старый зеленый мундир» — явная выдумка 55-летнего сына Дантеса, выдаваемая за воспоминания 12-летнего мальчугана.
Очевидно, что его рассказ, опубликованный в «Новом времени», по собственному выражению И. Яковлева, был «из области пустяков и глупейших анекдотов» и рассчитан на сенсацию, как любая другая бульварщина. И это в те дни, когда Россия отмечала 100-летие со дня рождения Пушкина.
«24 июля 1899 года.
М. Ф. Государственный Дворянский Земельный Банк.
Псковское отделение 21 июля 1899 г. № 1293 г. Псков.
Его Превосходительству Григорию Александровичу Пушкину.
Псковское отделение имеет честь уведомить Ваше Превосходительство, что Государственный Дворянский Земельный Банк от 20-го сего июля поручил отделению приступить к совершению купчей крепости на имение Ваше, Опочецкого уезда, сел. Михайловское в количестве 1262 дес. 800 сажень, приобретаемое по Высочайшему повелению в казну, в ведение Дворянского банка за 144 600 рублей. Уведомляя о вышеизложенном, отделение покорнейше просит сообщить, в какое время Вы прибудете в г. Псков со всеми документами и актами владения, касающимися означенного имения для совершения купчей крепости, совершение каковой предполагается у младшего нотариуса А. Е. Шопло.
Управляющий (неразб.) Делопроизв. (неразб.)»{1117}.
В то время, когда Г. А. Пушкин был вынужден продать в казну свое, в общем-то, не очень процветающее имение, в другом, ухоженном имении его родственников Араповых — Воскресенской Лашме, наоборот, дела год от года шли все лучше.
Поставленное на широкую ногу промышленное производство давало возможность не только получать хороший доход, но и вкладывать значительные средства в его дальнейшее развитие. Особенно способствовала этому прошедшая через станцию Арапово железная дорога, превратившая имение в заметный торговый центр Среднего Поволжья.
Стоит заметить, что имущество Ивана Андреевича Арапова оценивалось в 1885 году в 1 млн. 698 тыс. руб.
И. А. Арапов был не только умелым хозяином, но и образованным, разносторонним человеком, не лишенным тяги к прекрасному, о чем свидетельствуют его многочисленные поэтические опыты.
Из «Записной книжки» Ивана Андреевича Арапова 1898–1899 гг.: