Они очень боялись чего-то, и наш парусник с этим ассоциировался.
– Это предположение или это уверенность? – уточнил генерал.
– Это обычная женская интуиция, товарищ Зян. Я смотрела в глаза офицеру, который ударил меня. Он чувствовал себя не хозяином положения, а загнанной дичью.
– Хорошее дополнение, – сказал генерал, – Итак, ассоциация с парусником. Вы знаете происхождение дизайна спортивного тримарана, на котором вы работали?
– Нет. Нам сообщили только ТТХ. Но, я думаю, что это меганезийская модель.
– На чем основано ваше мнение?
– Когда я стажировалась в Меганезии, на Фунафути, то имела дело с очень похожими. Канаки называют их «tripitaka-proa». Оманские моряки чувствовали, что где-то рядом канаки, которые охотятся за ними. И действительно, канаки вскоре убили их всех.
– Вы уверены, что это сделали именно канаки, меганезийцы?
– Я уверена. Я уже говорила про дизайн тримарана-парусника. А ночью 12.04. экипаж гидроплана с атолла Бассас принял нас за своих.
– За своих, это значит за канаков, а не за замбезийцев? – предположил генерал.
Юн Чун утвердительно кивнула и уточнила.
– Нас приняли за меганезийских этнических китайцев. Мы обменялись обычными у канаков приветствиями на море: «Ia orana foa!» – «Aloha hoa-hoa!», и еще парой фраз. Только потом кто-то из них связался по рации с руководством и получил info о нас.
– Они получили info о вас до или после погрузки в гидроплан муляжа U-215A?
– До того, товарищ Зян. Они еще только начали сдувать муляж субмарины.
– До того? – удивленно переспросил генерал, – И они не отняли у вас видеокамеру?
– Это канаки, – ответила она, – Для них не характерно бессмысленное насилие. Они догадались, что видеоряд с наиболее важными данными уже ушел в эфир…
– Наиболее важные, – перебил генерал, – это данные о том, что муляж был надувной копией корпуса конкретной субмарины U-215A «Норфолк» ВМС США, которая в прошлом году стала трофеем меганезийцев из-за инцидента «Тероа – эректус»?
– Да, – подтвердила Юн Чун, – Пресекать наши действия уже не было смысла. Они, по своим обычаям, предложили нам воду, пищу и помощь. Мы вежливо отказались. Они попрощались и улетели. Это есть на видеозаписи. Вечером 12.04, когда мы подошли близко к Бассас, чтобы наблюдать за подготовкой к атакующим действиям штурмовой группы, они не повторили эту ошибку, и отбуксировали нас на двадцать миль к юго-западу под предлогом обеспечения нашей безопасности.
– Почему именно к юго-западу?
– Согласно легенде, мы шли в Кейптаун. К тому моменту уже выяснилось, что среди инструкторов операции есть мои знакомые, Рон и Пума Батчер с Пелилиу. Они даже предложили перебросить нас поближе к Кейптауну по воздуху к 30-й широте, за зону потенциальных боевых действий, но мы отказались по мотиву любви к риску.
Генерал достал из смонтированного на боку столика мини-буфета термос, три чашки, пищевой контейнер и сахарницу, и спросил:
– Этот же мотив вы назвали им и потом, когда их патруль обнаружил вас в акватории оперативных действий Чиндэ – Куелимане? Это ведь совсем не по пути в Кейптаун.
– Я думаю, они этого и ожидали, – сказал Линси Ли, – Нам, не без юмора, сообщили о ненадежности нашей навигации, и отбуксировали к югу. Но мы успели заснять с воды вылет устройств «Yeka» для точечной артподготовки и начало развертывания ударной группы боевых катеров малой осадки с лихтеровоза. Остальная часть видеозаписи делалась с дрона, и качество съемки тактических флаеров «Ptero» несколько ниже.
– Качество достаточное, – сказал генерал – Вам понравилось иметь дело с канаками?
– Мне нравится делать мою работу для нашей страны, – ответил тот.
– Отставить патетику, лейтенант! Мы не на политзанятиях. Вы второй раз работаете в контакте с ними. Первый раз – в Конго, два года назад. Второй раз – здесь. У вас уже должно было сложиться мнение о них. Я хочу его услышать.
Линси Ли заметно напрягся, и, подбирая на ходу слова, ответил:
– Я не одобряю их развязности в быту и низкого уровня субординации. Я думаю, что такой стиль действий может негативно влиять на дисциплину и на качество решения боевых или трудовых задач военного подразделения или рабочего коллектива.
– У вас хорошие навыки самостоятельного анализа, – похвалил Гихеу Зян, – А как вы организуете свое поведение, если вам придется тесно сотрудничать с канаками в их социальной среде? Как вы справитесь со своим неодобрением этих сторон их жизни?
– Если мне поставят такую задачу, то я заставлю себя не замечать этого.
– Заставите… – проворчал генерал, – А вы могли бы подружиться с канаком?
– Если будет поставлена такая задача… – начал лейтенант.
Гихеу Зян жестом приказал ему остановиться.
– Вы не поняли вопроса, товарищ Линси. Я спросил: сможете ли вы считать канака – меганезийца или папуаса-мелано, с его стилем жизни, своим другом? Не просто не замечать то, что вам не нравится, а принимать это, как данность, как мы принимаем любые другие отличия наших друзей от нас самих. Теперь вы поняли вопрос?
– Да, товарищ Зян. По моему личному опыту, если я работаю в команде с людьми, которые не вызывают у меня отвращения, то я с ними начинаю дружить.
– А у вас есть опыт работы в команде с людьми, вызывающими у вас отвращение?
– Да. В Судане, 6 лет назад, когда я работал инструктором гвардии в Эль-Обейде.
– Но вашу работу там характеризуют, как успешную, – заметил генерал.
– Да, товарищ Зян, но я был рад, когда меня перевели в Уолфиш, Намибия, в корпус инструкторов морской пехоты. С ними я подружился, хотя их манеры не одобряю.
– У вас предубеждение именно против мусульман? – спросил Гихеу Зян.
– Нет. Я считаю суеверием любую религию. Мне это безразлично. У меня дружеские отношения с несколькими офицерами Сингапура, и с буддистами и с мусульманами.
– Семейные традиции вы тоже считаете суеверием?
– Нет. Я не задумывался на эту тему.
– Не задумывались… Но у вас нет семьи, лейтенант, и вы, как сказано в вашем досье, предпочитаете брать в свою команду людей, у которых нет семьи, как и у вас.
Лейтенант опустил глаза и пожал плечами.
– Обычно меня назначают руководить подразделением, где высоки прогнозируемые потери среди личного состава. Если в сложной оперативной обстановке приходится отвлекаться на мысли о женах и детях своих бойцов, это мешает.
– А также и на мысли о своей жене и детях? – уточнил генерал.
– Так точно. Я должен был бы о них думать, как и о женах и детях своих бойцов.
Генерал сделал пару глотков кофе и поинтересовался:
– Товарищ Линси, как вы думаете, почему вас, несмотря на отсутствие нормального семейного положения, два года назад назначили замполитом роты спецназа?
– Я думаю, потому, что я объяснил политруку корпуса причины такого положения.
– И он с вами согласился?
– Нет, товарищ Зян. Он сделал мне устный выговор за негативный взгляд в будущее, но подписал мое назначение на эту военно-партийную должность.
– Негативный взгляд в будущее? – переспросил Гихеу Зян.
– Да. Я представил методически корректный расчет вероятности того, что, продолжая работать в «DaDui», я останусь жив к 35 годам. Получилось меньше 40 процентов.
– Вы собираетесь умереть так рано, лейтенант?
– Не собираюсь, товарищ Зян. Но я реалист, и привык смотреть правде в глаза.
