Вика лишь очередную грубость:
— Понятно за что! Ты настырная, как муха в сортире.
«Все, не могу больше! Хватит меня унижать! Дома наслушаешься, а тут еще и чужой немытый козел издевается».
Она холодно улыбнулась, блеснув ровными влажными зубами и зло ответила:
— А вы вонючий алкаш и придурок! Я могла бы написать правдивую статью и спасти чью-нибудь жизнь. А теперь можете считать, что следующий убитый водитель на вашей совести. Надеюсь, что это будете вы сами!
Она развернулась на каблуках и шагнула прочь. Ясно теперь, почему говорят, что в милиции трудно работать — попадется такой вот хрен с горы и выкаблучивается, куражится, собой любуется!
— Э! — снова услышала она. — Стой, настырная! Я просто с перепою, поспать хотел! Ладно, уже все равно ты мне весь сон перебила. Входи давай!
Вика остановилась, но не обернулась. По понятным причинам ей не хотелось портить свое зрение видом Семенова в полосатых трусах. От такого зрелища сразу — две диоптрии долой!
— Давай, заходи! — повторил Семенов с нажимом. — А то я снова разозлюсь!
Квартира, если это загаженное место можно было так называть, была малюсенькая до невозможности. Просто невероятно, чтобы люди выжили в такой тесноте! Собственно, люди и не выжили. Остался только один заспиртованный образец. Комната, мимо которой Антон провел Вику была метров пятнадцати, не больше. Впрочем, угнетающее впечатление складывалось не столько от тесноты жилища, сколько от его запущенности: стены в разводах, под потолком только лампочка без абажура, страшный развороченный диван с какими-то несвежими тряпками, заменяющими постельное белье... Посередине комнатенки, это тоже было замечено Викиным острым глазом, стоял стул, заменявший стол, на нем стояла пустая, измазанная красным тарелка. Компанию тарелке составлял отвратительного вида граненый стакан. Бутылки видно не было. Ее уже выпили вчера.
— Ты садись, — сказал Антон, когда они оказались на кухне.
Вика с ужасом поняла, что садиться придется на одну из двух ужасных табуреток. Обстановка квартиры подавила ее. Она просто не знала, как начинать разговор на этой кухне. Здесь было невообразимо уныло, безысходно. Всю мебель заменяла всего одна кухонная тумба года рождения, этак, тридцатого. Воняло прогнившим мусорным ведром, давно не мытой мойкой, чем-то еще, что отравляет воздух в таких вот жилищах.
Пока обескураженная Вика снимала свою куртку и душила в себе тошнотворную брезгливость, хозяин успел сходить в комнату, чтобы натянуть брюки. Мятые и заляпанные, но все же брюки! Золотова поспешила счесть это за хорошее предзнаменование.
— Это вам, — Вика достала из сумки припасенную бутылку.
— Да, ладно, — сказал он вместо «спасибо». — Щас принесу стаканы.
— На меня не надо, — быстро отреагировала Золотова.
— Я тебе, что — запойный? — Услышав это заявление, гостья даже немного приоткрыла рот от удивления: а какой если не запойный? Он объяснил: — Один пить я не люблю — мне компания нужна!
Трезвенницей Вика себя не считала. Пожалуй, согласно классификации Семенова, она сама больше подходила под определение «запойный», потому что ей компания не требовалась. Регулярно, оставаясь одна в ночь с субботы на воскресенье, Вика радовала себя бутылкой пива, а после крепко и спокойно спала. Только саму бутылку надо было потом решительно ликвидировать, иначе мог появиться еще один повод для обвинений. Вот с водкой дело было сложнее. Она не лезла в организм никак.
2001 год
То дело я считаю одним из лучших. Оно простое, как жизнь. Мне было весело делать его, я был вроде как под кайфом от того, как все складывается. Неприятно оно только начиналось, потому что мне было очень жаль девушку.
В конце одного августа, когда лето уже задумывалось о своем плавном уходе, я шел от здания Университета к компьютерному магазину. Мне нужен был новый принтер — старый стал шкодить, а я люблю распечатывать информацию с экрана. Глаза не так устают читать, да и можно важное положить в папку или даже повесить перед носом на стену и глянуть, когда надо, не выходя из нужной программы.
Мне нравились струйники «HP», но и на «KCEROX» я смотрел благожелательно. Мои размышления прервал женский крик. Впереди, метрах в пятидесяти, двое подростков избивали девушку. Просто среди белого дня студентка шла по улице, где было полно народу и говорила по мобильному телефону. Два ублюдка, как они потом сами мне признались, потребовали у нее отдать им телефон. Она, чувствуя себя вполне уверенно на людной улице, послала их куда подальше. Тогда эти твари бросились на нее, повалили и стали бить ногами. Кстати, мобильник девушка отшвырнула с такой силой, что корпус треснул и нападавшие получили только бесполезный кусок пластмассы.
Я бросился, было, вперед, но все уже кончилось — девушка лежала на тротуаре, ее белая майка со смайликом была залита кровью. Позже я узнал, что ей сломали нос, выбили зуб и организовали серьезное сотрясение мозга. Кажется, все закончилось, но я не хотел такого конца истории. Повертев головой, заметил две быстрые тени, свернувшие в конце улицы за угол. У них нет машины, они от меня не уйдут!
Я рванул с места в карьер и через три секунды тоже оказался за углом. Подонки выскочили на остановку. К счастью, транспорта не было и они немного покружились вокруг лавочки, видимо соображая, как быстрее исчезнуть из этого района. Я сбавил темп, чтобы не привлечь к себе их внимания и спокойно прошел мимо. Оглянувшись, заметил, как один из парней останавливает маршрутку. Номер тридцатый. Ясно, тридцатый ходит в район Низинки, мы там жили когда-то с родителями. Не дожидаясь, пока ребятки погрузятся, тормознул частника и велел ему ехать за маршруткой. Сказал, что хочу посмотреть, куда это мой младший брат ездит с другом. Мне кажется, что он наркоманит, но возможно, я и ошибаюсь. Водитель был человек немолодой и обстоятельный, он вошел в мое положение. Вез как профессиональный Джеймс Бонд: держался на приличном расстоянии, но из виду микроавтобус не выпускал. Когда маршрутка останавливалась — тоже находил повод затормозить, чтобы в случае чего, я мог выскочить вслед за «братом». Я заплатил ему сразу, но потом, уже на выходе, еще хорошо добавил.
Пацаны выгрузились на знакомой мне по детству улице Калинина, а это была улица, которая упиралась прямо в лес. Я был настолько уверен, что они никуда не свернут, а нырнут в чащобу, что рискнул и позволил себе выпустить их из виду. Но я рассчитал так: сегодня суббота, их предки, наверняка дома, а пацанов душит адреналин. Они хотят спустить его в болтовне за пивом, а может, и планируют выкурить косяк. Пиво они могут купить и в маленьком ларьке по дороге в лес. Косяк, возможно, с собой.
У меня тоже все было с собой: рост, вес, злость, выдержка, опыт и, главное, здоровый настрой на Дело. Я присел на пенек там, где тропинка, идущая от улицы, раздваивалась. Хорошее место! Дома все частные и далеко. Выходят к лесу своими тылами — глухими стенами. Кричи — не кричи, все одно! Гуляющих тоже можно не опасаться — с соседней улицы в лес вела более широкая и удобная дорога. Там обычно все и ходили, кроме придурков, конечно. Ага, кажется летят мои голуби — мат на километр разносится! Я был прав: адреналин их распирал.
Они вынырнули на меня из-за густого куста и сразу остановились. Оба, не сговариваясь. Тут я сумел их хорошенько разглядеть. Оба подростка были из породы недомерков. У одного лицо было круглое, мальчишеское, но с таким самодовольным выражением, что я сразу определил в нем вожака тандема. Второй имел сплюснутою с боков прыщавую рожу, он выглядел немного туповатым. Впрочем, пубертатный период — это как болезнь, редко кто в эти годы выглядит красавчиком. По себе знаю.
Я спокойно отвел глаза: проходите, мол, не задерживайтесь. Подростки переглянулись, потом один другому что-то буркнул на своем кастрированном русском и они двинулись по своему пути. Я продолжал
