остановившимся в самом крайнем квадрате раскопок. – Эльвира, здравствуй! – Он взял руку актрисы и приложился к ней губами. – Здравствуйте, – сказал он нам гораздо менее ласково.
– Ну, что тут у вас? – спросила Эльвира.
– Да все в порядке. Смотри, вон там – еще одно захоронение. Мужчины лежат на правом боку, женщины – на левом. Это городище малогрязнушкинской культуры, как я и предполагал. И я нашел то, что искал. Все-таки он существует. Пойдем, покажу тебе…
Эльвира оглянулась было на нас, но пошла за толстячком.
– Пойдемте, Нета, – сказал мне Илья вполголоса. – У Эльвиры тут свой интерес – как ни крути, а жизнь в поместье скучновата. Но вас эта тоска не коснется: сейчас я покажу нашу конюшню. Вы любите лошадей?
Он говорил со мной, как с маленькой девочкой, а я чувствовала себя школьницей, влюбившейся в учителя.
Мы пошли от раскопок прочь. Альхана Илья не позвал, этот пес сам всегда решал, что он будет делать и где столоваться. Сейчас сердобольные студентки откармливали кобеля сосисками, а один из парней уже налил ему в мисочку молока.
– Ваша собака какой породы? – спросила я Илью, когда мы снова углубились в лесополосу.
– Это не моя собака, а Валерия Викторовича. Собственно, лошади тоже ему принадлежат, и катер в пруду… Кобель у нас афганский. Борзой, что заметно с первого взгляда. Альхан, можно сказать, воспитанник мой.
Илья шел размашистым шагом, и я еле поспевала за ним. В природном антураже он смотрелся гораздо более органично, нежели в помпезной столовой дома-торта.
– У вас тут еще и пруд с катером? – чуть запыхавшись, спросила я.
– Да, только он заброшен совсем. – Илья обернулся ко мне и, заметив, что я дышу как паровоз, сбавил скорость. – И пруд заброшен, и катер тоже. Я – сухопутное существо и, что делать в водном мире, не знаю.
– А что вы вообще здесь делаете?
Мужчина (поводок снова был в его руках) слабо усмехнулся и пожал плечами:
– Живу.
– Вы родственник?
– Нет, я… иждивенец. Как все тут. Только я все-таки стараюсь пользу принести – за собакой присмотреть, лошадей почистить, покормить. За усадьбой нужно следить, поля тут, фруктовые сады… Да много всего.
– Но вы не похожи на грума и собаковода. У вас какая профессия?
– Не скажу. Ты… давай на «ты»?
Я кивнула.
– Ты смеяться будешь. – Илья усмехнулся уголком рта. – Я философский факультет закончил. В одном московском вузе. Но это очень давно было, двадцать три года назад.
Я остановилась как вкопанная:
– Сколько?.. Сколько же тебе лет?
– Сорок пять, как и Валерию Викторовичу. Мы с Валеркой бывшие одноклассники.
До самой конюшни я вопросов не задавала.
8
– Боже, красота какая! – Я восхищенно замерла на пороге конюшни.
Шесть лошадиных морд, одна симпатичнее другой, смотрели на меня поверх деревянных дверок.
– Да, у нас тут хорошо, – сказал Илья.
В просторной каменной постройке пахло сеном и лошадьми. Валя и Вадим, пожилая пара, которая обслуживала конюшню, выдали мне несколько тщательно отмытых морковок и разрешили угостить лошадей. Морковку с ладони лошади брали неожиданно мягкими губами, от этого к ним рождалось нежное чувство, будто перед тобой вовсе не двухсоткилограммовое непарнокопытное животное, а кто-то вроде кролика.
Четыре из шести лошадей были кобылицами – все имели рыжий окрас, а два жеребца вороные. Одна кобылица еще почти жеребенок – ей всего годик.
Илья предложил прокатиться верхом.
– Руслане нельзя, а мне можно?
– Ну да, – ответил он легкомысленно, явно не собираясь оправдываться.
Постыдившись кокетничать, я согласилась на его предложение.
Опыт верховой езды у меня был очень невразумительный. Когда-то в детстве отец сажал меня на лошадь, но я с нее свалилась, больно ударилась и потом долго боялась лошадей вообще. Но лет в шестнадцать я приняла волевое решение научиться ездить верхом, записалась в конноспортивную школу и прозанималась там около полугода. С тех пор лошадей вблизи я не видела.
Илья оседлал для меня пожилую спокойную кобылицу по имени Анапа, а себе выбрал Вишню – кобылку гораздо менее покладистую. Я гордо отказалась от помощи и, сосредоточившись и раскорячившись, влезла в седло. Получилось не слишком эстетно, но Илья одобрительно подмигнул.
И тут же мне стало весело. Может быть, это был всего-навсего банальный выплеск адреналина, обычный химический процесс, но весь окружающий мир стал лучше.
Мы выехали из конюшни и двинулись через поле к деревянной калитке в сетчатом проволочном заборе. За забором начиналась степь, которая сейчас, поздней весной, цвела и зеленела. Небо над степью было большим и даже огромным, напоминая о фантазиях древних про то, что небосвод – это крышка в форме полушария, которую боги положили на плоскую землю.
Ощущение трепетного восторга не оставляло меня. Казалось, что еще чуть-чуть – и Анапа, которая шла шагом, взлетит. Наверно, у Анапы была мягкая походка, а может, причина эйфории крылась в чем-то другом…
Заметив выражение моего лица, которое следовало бы описать как глупое и радостное, Илья тоже улыбнулся и сказал:
– Так ближе к звездам. Ты чувствуешь?
Так, то есть верхом, было ближе и к нему самому. Мы вдвоем словно перешли в другое сословие – в сословие всадников, которым заботы плебса были безразличны. Это нас объединяло. Только забыть о том, что я волк в овечьей шкуре, шпион на вражеской территории, не получалось.
– Илья, а тебе Виктор Иванович зарплату платит? – Говорить приходилось громко, хоть наши колени почти соприкасались. Степной ветер пытался унести слова за холмы и равнины.
– Я пашу за кусок хлеба, – весело ответил он, пустив Вишню рысью.
Моя Анапа, не дожидаясь факса с распоряжением, тоже перешла на рысь. Не сориентировавшись, я пару раз стукнулась копчиком о седло, но вскоре вспомнила, чему меня учили в конноспортивной школе.
Догнав Илью, который сидел верхом как влитой, я стала снова приставать с вопросами:
– Илья, а живешь ты где?
– В доме.
– Но как же без зарплаты жить? Тебе же нужно покупать какие-то вещи, что-то еще?
– На вещи и что-то еще мне дают деньги.
– Каждый месяц?
– Нет, если я попрошу.
– Но что ты будешь делать в старости? Раз нет зарплаты, то нет и пенсии.
– Умру.
Возможно, ответы Ильи раскрывали его личную философию жизни, непонятную мне и необъяснимую с точки зрения здорового мещанского рационализма.
Назад мы вернулись только через два часа. Слезть со спины потной Анапы я смогла сама, но идти было почти невозможно. Во-первых, ноги не держали, а во-вторых, без высоты роста Анапы земля оказалась недопустимо близко к моим глазам, а звезды – слишком далеко.
9
