объяснение и продолжил рассказ: — Пришлось тебя усыпить, чтобы «регены» из крови проникли во все клетки. Тогда твой транс и воздействие «темной крови» не смогло бы их разрушить. Так оно и вышло, собственно. Ну, а когда ты упала в «бездну» и твое тело начало исчезать, мои «регены» пришли в действие и выстроили подобие защиты. Этакую временную петлю, — Аксай сделал многозначительную паузу, чтобы я смогла выразить восхищение.
— Классно, — выдавила я из себя.
Аксай скис.
— Ты меня недооцениваешь, — напоказ вздохнул он. — Я тут невозможное совершил, можно сказать… В общем, ты болталась в межмировом потоке, а я искал порталы. Пришлось четыре года ждать, пока в досягаемом месте, не на дне океана и не под землей, открылся природный переход между тонким планом и вашим миром. Я проник в межмировой поток, отыскал тебя по маяку и вытащил. Собственно, это все.
— Что за маяк? — заинтересовалась я, чувствуя слабую искру интереса. Мысли невольно возвращались к одному и тому же — к жизни, которая проходила мимо меня и частью которой я больше не являлась.
— Твоя заколка, — хмыкнул Аксай. — Точнее, моя записка. Я немного пророк, между прочим, и знал, что ты будешь таскать ее с собой. Поэтому и…
— Заколдовал ее?
— Что-то в этом роде.
Аксай отвечал охотно, даже слишком, будто хотел, чтобы я восхитилась им и рассыпалась в похвалах. Почему, интересно? И почему он сделал для меня так много? Мог бы и не рассказывать сейчас ничего, спас жизнь — и хватит, договор исполнен. Мог бы даже и не вытаскивать в наш мир, ведь там, в нигде, я тоже была жива. Формально — договор был бы исполнен и так.
— Почему? — медленно произнес Аксай, и на этот раз в его голосе не было шутливо-самодовольных интонаций. Предельно серьезный, предельно искренний. — Ты подарила мне мир, Найта. Целый мир, где я свободен и могу делать все, что хочу. На тонком плане, среди своих сородичей, я был мусором, пищей для более сильных. Я только и делал, что выживал. И потом, в услужении у Ордена — тоже. А сейчас я живу, разницу чувствуешь? — он порывисто схватил меня за руку, и я дернулась, как от удара электрическим током. Пальцы у Аксая были жесткие и горячие. — Я живу. У моих ног — целый мир. Может, тебе такое и кажется несущественным, потому что ты родилась со всем этим. А вот мне пришлось добиваться всего… Я не человек. Я умею быть благодарным.
— Понятно, — прервала я его хрипло. Голова кружилась. О, да, Аксай определенно был живым. А я? Живая ли? Или отдельно от прошлого, от друзей, семьи… от Ксиля… меня нет? — Погоди. Мне нужно на свежий воздух.
— Сейчас? — удивился Аксай. — Да ты стоять не сможешь. Сидишь — и то еле-еле.
— Мне нужно на воздух.
Древний пробурчал что-то вроде «вот ведь упертая», но все-таки помог подняться. Идти я и правда не могла — обвисала на Аксае, едва перебирая ногами. Пока добралась до двери — она, кстати, вела на террасу, а не на балкон, как мне подумалось сначала — вся вспотела и начала задыхаться. А там, снаружи, осела на остывшие доски и привалилась к стене.
На улице царила ночная прохлада. От земли исходил жар — похоже, днем здесь довольно тепло и солнца в достатке. Рядом с домом трава была низкой, выкошенной, но чуть дальше — уже в половину человеческого роста. Ветер шевелил ее, как будто волну гнал по морю. Звезды на небе — чужие, незнакомые. И — тишина, только цикады пиликают что-то свое.
Где я?
Кто я?
Куда мне теперь идти?
От порога вела тропинка — узкая, словно недавно вытоптанная. Она убегала дальше и дальше, за низенькую развалившуюся оградку, в бескрайнее поле, где тусклый звездный свет серебрил метелки травы, а редкие деревья широко расставляли кроны — будто к небу протягивали раскрытую ладонь. Возможно, потом тропинка вливалась в проселочную дорогу, а та — в широкую трассу.
Целый мир у ног… Это Аксай имел в виду? Это его свобода? Идти куда хочешь, выбирать свою судьбу, не думая о предопределении и пророчествах?
Значит, и я…
Небо было черным, но мне мерещился в нем темно-синий, до боли знакомый цвет. Звезды насмешливо перемигивались.
Свободна идти куда хочу…
Аксай, про которого я уже успела забыть, осторожно уселся рядом со мной, на скрипнувшие доски, и повернулся, ловя мой взгляд.
— Ну, как, решила? Куда пойдешь?
На моих губах заиграла улыбка — по-настоящему счастливая. Если меня забыли — я напомню. Если похоронили — воскресну. Разлюбили — научу любить меня вновь. Нет ничего невозможного.
Весь мир — у ног.
— Домой, конечно.
