что при обнаружении отсутствия оснований для осуждения, а также в отношении лиц, которые «показали себя честными и добросовестными работниками, будет возбужден вопрос о снятии судимости».
Но если публиковавшиеся в печати сообщения Центрального Комитета и Прокуратуры свидетельствовали о либерализации общественных отношений, то в кабинетах Лубянки следователи заполняли листки протоколов информацией иного рода. Еще до оглашения этих важных решений, 26 апреля Ежов направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу обобщенный «Протокол допроса № 3» бывшего наркома НКВД Г. Ягоды. В пояснительной записке Ежов писал: «
В документе указывалось, что на состоявшихся допросах Ягода подтвердил свое сотрудничество с Бухариным, Рыковым, Томским и Углановым уже с 1928 года. Одновременно он показал, что в 1931 г., по предложению правых, назначил «начальником Секретного политического отдела Молчанова», ставшего ему «лично преданным человеком». Он признал и то, что имел возможность предотвратить убийство Кирова, но отрицал свое соучастие в преступлении, как и связь с германскими секретными службами.
Наряду с этим Ягода показал, что в 1932–1933 гг. сам приступил «
В числе «лично преданных» ему людей допрашиваемый назвал: начальника инженерно-строительного отдела Лурье, помощника секретаря НКВД Иванова, сотрудника оперотдела Винницкого, начальника ЭКО Самуила Чертока и
Обратим внимание и на то, что многие десятилетия эти показания Ягоды не подлежали оглашению. И рассуждая о событиях тех лет, историки и публицисты даже не упоминали о заговоре, имевшем целью свержение Сталина и его окружения. Причем, упражняясь в сочинении инсинуаций о «безвинных жертвах» 1937 года, они не просто беспардонно и нагло обманывали своих сограждан, а тоталитарно извращали всю логику исторических событий. Между тем в протоколе допроса Ягоды зафиксированы интереснейшие признания.
Отвечая на вопрос следователя: как вы мыслили осуществление заговора? – допрашиваемый пояснил: «В отношении Кремлевского гарнизона, я приказал Паукеру отобрать 20–30 человек из особо преданных ему и мне людей из Оперотдела, тренировать их в ловкости и в силе, не вводя в курс дела, держать про запас. <…> Я имел в виду использовать их… непосредственно для ареста членов правительства. Паукер докладывал мне, что людей таких он частично отобрал и с ними работает».
О том, что это признание не было самооговором, свидетельствуют воспоминания очевидцев событий того времени. Так, еще до публикации цитируемых протоколов работник охраны Сталина Алексей Рыбин вспоминал: «Бывший курсант школы ОГПУ И. Орлов мне сообщил: «В начале тридцать шестого года [Ягоды] его заместитель Агранов, начальник правительственной охраны комиссар Паукер, его заместитель Волович и капитан Гинцель сформировали особую роту боевиков. В нее вошли и мои однокурсники Середа, Юрчик. Это были боевики двухметрового роста, ловкие, сильные. Богатырского телосложения. Нас учили самбо, штыковому ближнему бою, преодолению препятствий.
Нас хорошо вооружили и обмундировали. Обычно мы маршировали на площади Дзержинского, а Ягода наблюдал за нами из окна своего кабинета. Наконец, нам разрешили провести смотр во дворе ОГПУ. Ягода и его единомышленники решили, что мы – те самые парни, которые способны ради их замыслов на любой разбой. Нас готовили для захвата Кремля и ареста товарища Сталина. Но заговор провалился».
На допросах Ягода подробно рассказывал и о планах «прихода к власти зиновьевцев, троцкистов и правых». Вторым вариантом он назвал поражение СССР в войне с Германией и Японией. При этом он так пояснял свои личные цели: «Поражение неизменно влекло бы за собой и перемену правительства… Желая себя застраховать и играть определенную роль в будущем правительстве, я имел в виду наладить контакт с германскими правительственными кругами».
В процессе дачи показаний Ягода отметил, что такой «контакт» он рассчитывал установить через Воловича. Но при этом он указал: «Лично с немцами я связаться не успел, так как в сентябре был отстранен от работы… Уход из НКВД явился для меня и моих сообщников неожиданностью. Появилась реальная опасность раскрытия моих преступлений…»[75]. И хотя в протоколе не была названа фамилия Рудольфа Петерсона, бывший комендант Кремля, занимавший в это время должность заместителя командующего Киевским военным округом по тылу, 27 апреля был арестован в Киеве.
На допросе 26 апреля в числе завербованных им людей Ягода назвал начальника 3-го управления и заместителя начальника Дмитровского лагеря НКВД с 14 июня 1935 года, комиссара ГБ 3-го ранга С.В. Пузицкого. Однако через два дня, 28 апреля, был арестован не Пузицкий, а начальник Дмитрлага Семен Фирин. В связи с этим фактом обратим внимание и на то обстоятельство, что с апреля начались аресты руководителей подразделений наркомата, входящих в систему
На январь 1937 года в Дмитрлаге числилось 146 920 человек. Фактически это было своеобразное закрытое поселение, в котором содержалась целая «рабочая» армия, имевшая своих военачальников и «политруков». Можно ли исключить вероятность того, что эта трудовая армия «перековки», находившаяся в нескольких километрах от столицы, вдруг подняла восстание и совершила марш на Москву? Что тогда ожидало бы «дорогую столицу»?
Следует полагать, что Ежов не исключал возможности такого разворота событий, и было бы преступной неосмотрительностью, если бы он не понимал опасности возникновения такой ситуации. После ареста начальника Дмитрлага последовали и другие аресты как среди руководства строительства, так и среди заключенных. По делу Фирина было привлечено 218 человек, но если остальным арестованным инкриминировалось участие в контрреволюционной террористической организации, то начальнику Дмитрлага предъявили обвинение в работе на иностранные разведки и сдаче сети резидентуры в ряде европейских стран. Поскольку дела расстрелянных «генералов ГУЛАГа» до сегодняшнего времени засекречены, то следует с полным основанием предполагать, что им были предъявлены и другие обвинения.
Пузицкого, названного Ягодой в числе сообщников, арестуют 9 мая, а 14 июля выйдет Постановление ЦИК и СНК СССР «О награждениях и льготах для строителей канала Москва – Волга». Но, хотя среди арестованных руководителей Дмитрлага было много евреев, проведенную операцию нельзя назвать антиеврейской акцией. Поскольку 29 апреля пост заместителя начальника лагеря займет тоже еврей – комиссар ГБ 2-го ранга Зиновий Кацнельсон; одновременно он станет и заместителем начальника ГУЛАГа. Правда, тоже не надолго. Его арестуют 17 июля, а 25 августа новым начальником назначат А. Успенского. В январе 1938 года его направят на Украину, где вместе с Хрущевым комиссар ГБ 3-го ранга Успенский развернет кипучую деятельность по чистке республики от врагов народа. Но об этом есть смысл поговорить в следующей книге.
Примечания
1
2
