- Я устала, милорд, я не хочу. Простите.
Она не ожидала, что он потянется за рубашкой, скрутит жгутом, и свяжет её руки.
- Они только мешают, отвлекают тебя, - спокойно объяснил Ноэль. Встал с кровати и с помощью штанов и ножек неказистой койки зафиксировал руки супруги в поднятом положении.
Стефания в ужасе смотрела на него, ожидая самого страшного. Но виконт предложил ей сделать то же, что и прежде. Отказаться теперь было невозможно: он пропихивал член в её рот, убрав руку лишь тогда, когда жена, приподняв голову, начала активно его облизывать.
Лаская губами и языком супруга, стараясь уделить внимание всем гениталиям (Хлоя учила, что тут важно разнообразие, нельзя сосредотачиваться только на вершине), Стефания время от времени поднимала глаза на Ноэля. Он блаженствовал. Пару раз протолкнул свою плоть вперёд, а потом, когда было почти всё, неожиданно вытащил её.
Стефании нечем было утереть лицо и шею, всё, что она могла, брезгливо скривить губы. Действия супруга действительно казались ей омерзительными. Но его не волновало мнение жены.
Овладев ею, Ноэль успокоился, развязал и спокойно завалился спать рядом. А к Стефании сон не шёл; ей казалось, будто вернулся кошмар первой брачной ночи. И, бессильно толкнув сопящего мужа в бок - даже не пошевелился, решила, что не откажет Сигмурту. В отместку виконту.
Летом Атвер не казался таким пустынным и неприкаянным.
Дороги просохли, и Стефания наслаждалась открывающимися видами, полной грудью вдыхала ароматы разнотравья.
Маслянистые листочки превратились в сочную листву, ещё свежую, яркую, молодую, полную жизнью.
Белым цветом были залиты сады, стояли, словно невесты перед алтарём, привлекая рои пчёл. Не отставало от них луговое разнотравье, яркими всполохами грели сердце цветы у порогов и под окнами домов. Даже кладбища и те сбросили привычную суровость.
Смолистый запах елей и сосен щекотал ноздри.
Стрекотали и щебетали птицы, порхали по воздуху ангелочки-бабочки. Стефания протягивала руку и ждала, пока какая-нибудь красавица не сядет на перчатку.
Реки тоже изменили цвет, наполнились жизнью. Сколько же там было крикливых уток и диких гусей! Наверное, столько же, сколько и горластых резвых ребятишек, мешавших матерям стирать бельё.
Стефания и забыла, какое оно, лето, за пределами города. В Грасс они переехали давно, когда ей минуло три года, в поместье бывали редко, отдав на откуп управляющему.
Воздух и солнце пьянили, ласкали то теплом лучей, то лёгким прикосновением ветра. Они щедро осыпали милостями виконтессу Сибелг, прогоняя страхи, качая малыша в её утробе.
Врач советовал ей больше ходить, и Стефания испросила у мужа разрешения гулять. Треть пути проходила пешком, две трети - на лошади, каждый раз выбирая разные направления. Бывала то в предгорьях, то в полях, то на берегу реки, то на морском берегу, казавшемся теперь таким чарующим, сидела на постеленном на землю кушаке, плела венки, составляла букеты из неказистых, но свободных цветов, слушала птиц, деревенский говор, наблюдала за кораблями.
Единственное, о чём жалела, - что теперь не могла далеко уезжать от Овмена. Не потому, что запрещал виконт, а потому, что быстрее уставала. Ездить верхом же ей надлежало с осторожностью: приближался седьмой месяц беременности, когда седло и вовсе будет под запретом.
Зато она просто лежала и смотрела на небо. Сопровождавшая её горничная обмахивала Стефанию платком и защищала лицо от солнца: от него портится цвет кожи, появляются пятна.
Было душно, хотелось полностью распустить корсаж, ослабить корсет, снять башмачки и чулки. Стефания иногда тайком это проделывала, убедившись, что никто не видит. Горничная шнуровала её теперь свободно, чтобы не сдавливать живот, но даже так Стефания постоянно потела, мучилась от жара.
Зато речная прохлада приходилась как нельзя кстати. Водные прогулки не воспрещались ни врачом, ни повитухой, уже наведавшейся в замок познакомиться с будущей роженицей. Старая, сморщенная, она напугала Стефанию, по словам супруга, принимала роды у всех окрестных дворянок.
Повитуха ощупала живот виконтессы, глянула на её мочу и цвет языка, и заключила, что дитя родится здоровым.
- Крепкого малыша носит миледи - вон, сколько места занимает! И ножками-ручками бьёт, шевелится - живой, значит. Славный мальчик родится, милорд, там точно мальчик. Живот-то клинком!
Разумеется, за такие слова она заслужила лишнюю монетку и обещала переехать в Овмен, когда пойдёт восьмой месяц.
Живот Стефании теперь и вправду стал виден. Нет, он не был так огромен, как расписывала повитуха, но приходилось завышать талию на платьях и отказаться от модных низких, глубоких лифов. Подчёркивала его и ночная сорочка.
Стефания любила смотреть на живот, гладить его. Рос он быстро, прибавляя в объёме с каждой неделей. Как и грудь, ставшая теперь больше, чем у Хлои. Разумеется, запихнуть её старые корсеты не удавалось, но новые взять было неоткуда, поэтому приходилось пользоваться длинными шнурами и смириться с тем, что корсет практически ничего не скрывает. Виконту, впрочем, это нравилось: легче добраться до вожделенного тела. Он по-прежнему занимался с ней любовью, хотя и отказался от своих привычек и умерил аппетиты, довольствуясь полуденным или ночным часом раз-два в неделю. Делал быстро и не ложился сверху, предпочитая укладывать супругу набок или раздвигать её ягодицы.
В июле виконт и вовсе должен был оставить её в покое: последние месяцы делали недопустимыми любую близость. Стефания надеялась спать одна и избежать одностороннего выполнения супружеских обязанностей. Да и тяжело бы ей было стоять на коленях или ласкать, приподняв голову: беременность принесла с собой одышку.
Ноэль частенько пропадал на охоте.
Стефания не могла носиться по полям и лесам, поэтому ждала супруга домой. Обычно сидела в саду и читала.
Виконт неизменно возвращался с богатой добычей, временами пропадал на пару дней. А вместе с ним и Сигмурт. Забирались и в горы, и в леса, не давали покоя и зайцам в полях, с гиканьем и свистом гоня их через поля.
От загонщиков Стефания слышала, что родственники проводят время не в чисто мужской компании и ночуют не под открытым небом, не в охотничьих домиках и крестьянских хижинах. Об этом свидетельствовали и корзины с провизией, которые охотники брали с собой. Вряд ли им нужны были фрукты и столовые приборы.
Однажды Стефании удалось подслушать сплетни прислуги на кухне, беззастенчиво обсуждавших некую леди Инесс. Она, судя по всему, была из местной аристократии.
Воочию увидеть леди Инесс ей пришлось буквально через пару дней, когда охотники в очередной раз вернулись домой.
Со двора доносился звонкий женский смех.
Выйдя на крыльцо, Стефания увидела некую даму, которой помогал сойти с коня Сигмурт. Она была в амазонке; в волосах запуталась пара листочков. К седлу приторочена заячья шкурка. Щёки раскраснелись, чепец сполз на затылок.
Невысокая очаровательная блондинка с обворожительной улыбкой и живыми голубыми глазами.
Ноэль был тут же, галантно поцеловал незнакомке руку, что-то прошептал на ухо, а потом, заметив супругу, отошёл.
- Позволь представить тебе леди Инесс.
- Очень приятно, - улыбнулась Стефания, настороженно посматривая на гостью. Та окинула её оценивающим взглядом, остановила глаза на высоком поясе платья и вернула улыбку. Стефании показалось, что снисходительной.
- Я тоже безмерно рада познакомиться с вами, миледи Сибелг, и поздравить с грядущим радостным событием, которое мы всем баронством отметим осенью. Ведь осенью же, милорд? - она обернулась к виконту.
- Ровно посредине.
