Двое других никуда не делись и, кажется, ещё больше ожесточились.
Виконт ранен, по куртке расползается багряное пятно. Слава Шоану, только в плечо. Уже не так быстр, как в начале, но солдат к себе не подпускает.
Смертельный танец посреди грязной весенней мостовой продолжается. Солдат с фальшионом идёт напролом, второй его страхует.
Мне так страшно, что перехватывает дыхание. Беспрерывно повторяю молитвы Шоану, не в силах оторвать глаз от этих троих.
Чуть не кричу от радости, когда виконт отбивает коварный удар и, сделав обманное движение, вспарывает бок противника. И тут же захлёбываюсь воздухом, когда вижу сверкнувший в воздухе нож. Норн его не заметил: добивал солдата.
Всё, что успела, — в ужасе вскрикнуть.
Солдат ухмыльнулся, глядя на то, как виконт оседает на землю, и, обернувшись ко мне, лениво протянул:
— Так и быть, дарю любовничка. Только он тебе уже не пригодится, красотка, найди другого. И на падаль, детка, больше не бросайся.
Вместо ответа швырнула в него камнем: разумеется, промахнулась.
Кинулась к норну, упала рядом с ним на колени, в паническом страхе глядя на расплывающееся кровавое пятно на груди.
Он тяжело, с присвистом, кривясь от боли, дышал. Лежал посреди подтаявшего снега, всё ещё сжимая в пальцах шпагу. Кинжал воткнут в труп солдата, только что отдавшего душу местным богам.
Янтарные глаза остановились на мне.
Обнимаю его, приподнимаю голову, укладываю себе на колени, судорожно пытаюсь оторвать полосу от нижней рубашки, чтобы перевязать рану.
Его пальцы сжимают мои, а потом отпускают.
— Прости меня, — тихо, с видимым усилием, попросил он. — Скажи, что простила.
— Конечно, простила.
Как я могу не простить, когда сердце заходится от страха и волнения? Он ведь не просто мой бывший хозяин, он мне дорог. Не чужой человек, подаривший мне двоих детей, которых я любила. И его я по-своему любила, пусть и не так, как в моём представлении женщина любит мужчину.
Наклонилась, дрожащими пальцами расстегнула его куртку, рубашку, ощутила горячую кровь, запах которой, казалось, переборол все остальные.
Меня немного мутило, но я не обращала на это внимания, вытащила нож, ладонью остановила кровь, кое-как наложила повязку.
— Поцелуй меня. В последний раз. Раш возле Готовера. Только обещай, что будешь рядом с Рагнаром. Шпагу отдашь сыну.
Всхлипывая, мотаю головой, говорю, что всё будет хорошо, и, как просил, целую его.
Сжимаю его ладонь, накрываю своей.
— Сашер, я приеду в Арарг. Кем, когда и насколько, не знаю, но приедуь. Не обещаю, что стану жить с вами, но не сбегу, не буду прятаться.
Глажу его по мокрым спутанным волосам и чувствую себя такой беспомощной и глупой.
Подзываю прохожего, наконец решившегося заглянуть в переулок, и прошу срочно позвать врача и помочь перенести раненого в мой дом. Почему не в гостиницу? Разве там за ним будут хорошо ухаживать?
На вопрос, кто он мне, не раздумывая, отвечаю — муж. А что мне ещё сказать? А так никаких вопросов.
Врач сказал, что рана опасная, но виконт потерял немного крови, поэтому есть шансы на благоприятный исход.
Я кивала, сидя в изножье постели больного и периодически со страхом посматривая на него. Без сознания. От того, очнётся ли, многое зависит. Самые трудные — первые двое суток, если переживёт их, то встанет на ноги.
Пережил.
Сидя у его постели, ухаживая за ним, я думала о том, куда угодила. Работу, разумеется, бросила: какая работа, если он слабее Сагары? Разрываюсь между ними…и самой собой.
Это ведь как обещание, он ведь меня первой увидел, открыв глаза. И думает, что я буду рядом, останусь с ним.
Тупик. Хоть действительно за него замуж выходи! Только ведь это навсегда, и возвращение в королевство рабов. Да, не одной из них, а их хозяйкой, но я не желала владеть живыми людьми. И не смогу молчать, когда на моих глазах станут над ними издеваться.
Заботиться о виконте я бы смогла, это несложно, но что-то останавливает, мешает.
Вспомнился Тьёрн и мои мысли насчёт замужества. Тогда я сравнивала его с ллором Касана. Сравнила и в этот раз — да почти то же, только покойный маг меня не бил и друзей не убивал. Но я ведь простила. Хотя всё помнила.
Брак по расчёту? Мне — сына, деньги, его любовь, ему — меня. Другая бы, не раздумывая, согласилась, а я сомневалась. Сомневалась и выхаживала его. И думала о Сагаре, о том, какая судьба её ждёт, стань она официальной дочерью виконта. Из неё ведь воспитают араргку, привычную к рабству, такую же невесту на заклание, как норина Мирабель в своё время, так же выдадут замуж по воле отца, дабы укрепить родственные связи. Без любви, не спросив даже меня, не то, что её. Продадут тому, кто будет выгоден роду. Потому что так положено в их кругу: дочери — разменная монета в политических играх. Их наклонности, их интересы никого не интересуют, их воспитывают красивыми куклами, достаточно образованными, чтобы не опозорить мужа, но не более, чем требуется для семейной жизни. И с детства вдалбливают, что их единственное предназначение — родить мужу наследника. Потому как ни для чего иного супруга ему не нужна. Приданое, связи, наследник — и никакой любви.
Матери в выборе женихов участия не принимают, я даже не буду обладать правом совещательного голоса. Как решит Сашер, так и будет. Я знаю, он уже присматривает будущего жениха для Анабель: проглядывал списки дворянских родов, их генеалогию. А ведь она ещё так мала!
Норинам не такого высокого положения проще: их никто не принуждает, они могут выбирать. Сагара не сможет. Желаю ли я дочери такой судьбы? Быть несвободной, хоть и нориной. Я ведь ничего не смогу изменить, вмешаться в многовековые традиции. А здесь она будет вольна выбирать сама, жить, как пожелает.
Рагнара я уже потеряла: из него воспитают норна. Радует то, что отец о нём позаботится. И ему, пожалуй, будет с ним лучше.
Нет, я не брошу сына, но жить с виконтом не стану.
Поселиться в другом месте в Арарге? Но я ненавидела это королевство и всё, что с ним связано. И там я всё равно торха, пусть и освобождённая. Отношение будет соответствующее. Можно, конечно, пожаловаться виконту, но я не хочу быть ничем ему обязанной. Хватит! Все долги розданы, новых я не желаю. И я хочу жить без него, потому что, чтобы ни говорила, никогда не забуду вкуса плётки в его руках, содранной кожи и верёвки на шее. Чтобы виконт ни говорил о законе, законом в своём замке был он.
Да, норн часто жалел меня, да, любил, но унижал! Что заставляло его кормить меня, как собаку, вдали от людских глаз? Потому что он араргец, а для них все люди иных рас — второго сорта.
Разумеется, не могло быть и речи, чтобы виконт присутствовал на дне рождения Рагнара. Я написала письмо с извинениями, заверила норину Мирабель, что всё хорошо, и отправила на гридорский адрес. Догадываюсь, что оно её не обрадует, особенно то, что норн у меня, что его чуть не убили, но ничего не могу поделать, она должна знать.
Откладывала тяжёлый разговор со дня на день, не желая разрушать его иллюзии. Оказывается импари стать легче, чем объясниться. А всё потому, что я переживаю за него, что он не чужой, что я привыкла к нему и теперь остро чувствую его боль. Тогда, в марте, чувствовала.
Наконец решилась: что толку тянуть и ещё больше привязывать к себе?
Был июль месяц, и тёплый ветер колыхал занавески гостиничного номера, куда, оправившись, перебрался виконт: он не желал стеснять меня.
