в каждую букву, а потом поинтересовался, почему госпожа не привезла капли из города.
— Не знаю, господин. Она просто велела купить.
Я нервничала: аптекарь что-то заподозрил. Сейчас попросит показать руку и узнает, что я не служанка.
Но не попросил, продал, правда, рецепт оставил себе. Это плохо. Хотя, не станет же он спрашивать норину, пьёт ли она капли? Хотелось надеяться, что не станет.
— О, а вот и ты!
Сердце ушло в пятки.
Побледнев, я чуть не выронила пузырёк, но, вспомнив, что за мной наблюдают, туманно намекнула, что это связано с женским нездоровьем.
Быстро засунув бутылочку за бюстье, обернулась к Тьёрну. Судя по взгляду, он догадался, что я совершила что-то противозаконное, но промолчал, позволил выйти на улицу и только тогда спросил:
— Ну, и что ты купила?
Я покраснела, лихорадочно придумывая ответ.
— Дай сюда, я посмотрю.
Я отпрянула, отчаянно замотав головой. Выдала себя с потрохами.
— Там кое-что… Словом, для спальни.
Шоан, пусть он не станет расспрашивать!
— Для спальни, говоришь? — Тьёрн скептически вскинул бровь.
— Ну да. Просто с этим лучше… — я окончательно стушевалась.
— А, по-моему, ты и без всяких ухищрений хороша. Или там наркотик?
Я отчаянно закивала, заверив, что хозяин любит заниматься любовью, предварительно выпив эту дрянь. Я слышала, есть такие наркотики. Только их нюхают или жуют. В публичном доме продавали такие — значит, клиенты их покупали. Наверное, чтобы расслабиться, испытать что-то новое.
— И ты утверждаешь, что виконт Тиадей это принимает?
Я промолчала, неопределённо поведя плечами.
Оговор норна — очень серьёзно. Местного квита я не знала, но знакомиться не желала.
— Дай сюда бутылочку — хочу прочитать название.
— Его там нет! — быстро выпалила я.
— Странно… Хорошо, спрошу у аптекаря.
Какая теперь разница, терять всё равно нечего…
Я стремительно проскользнула мимо озадаченного Тьёра и со всех ног бросилась прочь.
Вспомнила о заколке, которую сделал для меня кузнец, и поблагодарила небо за то, что она всегда со мной. Вот он мой единственный способ избежать унижений и мучительной смерти. Если изловчиться, то ничего не почувствую.
Бежала, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих, утопая в сугробах. Снег набился в сапоги, ногам стало зябко, но остановиться и вытряхнуть его некогда.
Вдруг я на что-то наткнулась и нырнула носом в сугроб. Поднялась быстро, но Тьёрн был уже рядом. Пешая, путающаяся в мокрых юбках, я заведомо проигрывала всаднику.
— Поймал! — расхохотался Тьёрн, ухватив меня за шиворот и встащив на лошадь. — Я ведь сразу понял, что ты лжёшь. Я видел твоего хозяина: такому мужчине не требуется что-то пить, чтобы удовлетворить женщину. Во всяком случае, на первый взгляд. И он не похож на тех, кто балуется наркотиками. Уж поверь, если бы он развлекался с тобой под травкой, ты бы такой цветущей не была. Ты хоть представляешь, как наркотик действует на возбуждённого мужчину? Не отвечай, я заранее знаю ответ — нет. На твоём теле обязательно остались бы следы, синяки, кровоподтёки, без врача бы не обошлось.
Я молчала, покорно позволив привязать руки к луке седла.
— Ты хоть представляешь, какое наказание тебя ожидает?
— Да. Публичное истязание плетьми.
— Не меньше двадцати ударов кручёной плетью. А тут, думаю, и все тридцать. Напрасно я согласился взять тебя в деревню! А теперь посмотрим, что ты прячешь.
Он расстегнул наскоро застёгнутые пуговицы шубы и скользнул за ворот платья.
Я укусила его, чисто инстинктивно.
— Вот кошка! — в дополнение Тьёрн прибавил крепкое ругательство, облизывая окровавленное запястье. — Решила умереть на пыточном столбе? Ну, не идиотка ли? Ладно, один укус я стерплю, промолчу, но впредь используй зубы по назначению.
С некоторой опаской вновь коснувшись моей груди, маг двумя пальцами вытащил злосчастную бутылочку и прочитал этикетку.
— Понятно, детишек не хочешь, — с усмешкой протянул он. — И хозяин, разумеется, не знает.
— Пожалуйста, умоляю, снэр, милостивый господин, не говорите ему! — если бы могла, встала перед ним на колени, а так оставалось с мольбой смотреть в глаза. — Пусть лучше меня высекут за побег!
Тьёрн задумался, поигрывая бутылочкой. Я напряглась, как пружина.
Лишь бы не сказал, только бы не сказал!
— Ты поэтому сбежала?
Кивнула.
— Рецепт подделала?
Снова кивок.
Молчание мага затягивалось, а руки начинали коченеть. Стянутые, без возможности пошевелиться, они скоро потеряют чувствительность.
— Что же мне с тобой делать? — наконец подал голос Тьёрн. — Скажу — тебя жестоко накажут, а не хотелось бы. Ты симпатичная — а тебя изуродуют… Чисто по-человечески жалко, но по закону ты совершила преступление. Вот такая дилемма! Как тебя зовут-то, авантюристка?
— Иалей, снэр.
— Ну что, Иалей, бросим монетку? — усмехнулся маг. — Да, подставила ты меня знатно, выговор получу… Впредь наука — не связываться с чужими рабынями, какими бы хорошенькими они ни были.
— Я что угодно сделаю, снэр, не убивайте! — я припала губами к его руке.
Воображение уже рисовало реакцию хозяина на «радостную» новость. С его-то желанием иметь детей! И она обрушится на меня во всей своей красе не в комнатах, а в подвале, куда меня, несомненно, бросят после известия о побеге. Хоть я и торха, но по закону обязаны схватить, связать и провести допрос. Я не смогу даже увернуться от ударов.
— Всё-всё-всё? — лукаво поинтересовался Тьёрн. В глазах блеснул огонёк. Значит, есть нечто, в обмен на что он готов промолчать о каплях. Только вот что с аптекарем делать? Он ведь видел, что я убежала…
— Ладно, так и быть, сделаю вид, что ничего не находил, — усмехнулся маг. — В конце концов, ты не торха сэра Тиадея, а мне не поручали следить за рабынями гостей. И бегство замнём, хотя по мягкому месту тебя отшлёпают, совсем без наказания не выйдет. Скажу, что булавку отколола, я заметил, и ты убежала.
— Благодарю, благодарю вас, великодушный снэр! — я готова была расцеловать его.
— Но я же не сказал, что ничего не попрошу взамен. Кстати, бутылочку я забираю.
— Но, снэр…
— Хочешь вернуть? — он подразнил меня, потрясся каплями перед глазами и убрал за пазуху. — Тогда придётся кое-что сделать. Но сначала давай разберёмся с первым долгом.
Тьёрн достал нож и разрезал верёвки. Я с облегчением размяла пальцы, ожидая, чего же он попросит. Но он не попросил, а сделал — наклонился и поцеловал.
Я замерла, впервые ощущая вкус губ кого-либо, кроме хозяина, а потом ответила на поцелуй, догадываясь, что это часть платы за молчание. Остальную он, наверное, возьмёт на ближайшем постоялом дворе. Почему-то от мысли об этом противно не стало, только немного страшно.
Поцелуй затягивался. Наконец Тьёрн отстранился и с усмешкой посмотрел на меня:
— Что, и хозяина не боишься? Вдруг я расскажу, что ты другого мужчину целовала?
