24
25
В январе 1931 года на меня было возложено обкомом партии руководство финорганами области и Ленинграда. С. М. Киров через Политбюро добился ввода меня в Коллегию НКФ СССР. В конце июня 1934 года, находясь по делам в Москве, я зашел к наркому Григорию Федоровичу Гринько. Разговорились о делах, и он мне вторично сделал предложение — перейти в Москву в наркомат на должность замнаркома. Подобное предложение Г. Ф. Гринько делал и раньше. Я уклонился от прямого ответа, да и не имел никакого настроения к переезду в Москву. Тогда Григорий Федорович предложил другое: Наркомфин СССР собирается в ближайшие дни провести совещание по районам СССР, и предложил мне также поехать на проведение ведомственного совещания финансовых органов союзных республик — либо в Тбилиси, либо в Ташкент. Не считая удобным отказываться от этого поручения, тем более что я являлся и членом Коллегии Наркомфина СССР, сказал, что в принципе не возражаю, предпочту поездку в Ташкент, но все это надо согласовать с С. М. Кировым и получить его санкцию. Гринько сказал, что этот разговор он берет на себя.
Сергей Миронович при очередной со мной встрече между прочим сказал: «Что это вы вздумали бежать из Ленинграда?» Я удивился и спросил: откуда такие вести? Он, улыбнувшись, рассказал, что звонил Гринько и заявил о своем намерении командировать меня в Ташкент на несколько дней для проведения межреспубликанского финансового совещания. Обращаясь ко мне, Киров продолжил: «Ну, в Ташкент — одно дело, а ведь у Гринько и другие намерения, перетянуть вас к себе в замы. Это надо выбросить из головы — придет время, и мы перейдем вместе в Москву, а пока надо оставаться в Ленинграде». На это я ответил, что у меня и помыслов нет ни о каком переходе, а в Ташкент и хочется съездить, да и надо, чтобы не было никаких претензий со стороны Гринько. Так и порешили. Весь тон, каким говорил Киров, свидетельствовал о полной уверенности в неизбежном его переходе в Москву, и, видимо, в недалеком будущем. В ЦК все более и более его нагружали работой, не связанной непосредственно с Ленинградом.
26
Правда. 1936. 27 янв. Приложение к информационному сообщению «В Совете Министров СССР и ЦК ВКП(б)».
27
Тогда выходные дни были кратны шести: 6, 12, 18, 24, 30.
28
Exsitus mortalis (лат.) — смертельный исход.
29
ДПЗ — дом предварительного заключения.
30
Б. П. Позерн — секретарь Ленинградского обкома партии.
31
В 1956 году 8 марта я в Москве получил документ о реабилитации и в тот же день КПК восстановил меня в партии. В тот же'день я, уже как восстановленный в партии и в гражданских правах, написал короткое письмо в ЦК с просьбой предоставить мне возможность изложить ЦК мои мысли об убийстве Кирова. По поручению секретаря ЦК Д. Т. Шепилова был 12 или 13 марта принят его референтом П. А. Тарасовым (комната 410) и изложил устно, а затем н письменно свои суждения. Шепилов был занят вопросом, связанным с самоубийством Берута, и пообещал доложить Н. С. Хрущеву. Если потребуется, меня найдут. Вызвали лишь в 1960 году О. Г. Шатуновская, Г. С. Климов и А. И. Кузнецов (работники комиссии ЦК партии по расследованию убийства С. М. Кирова).
32
Ленинградская правда. 1934. 3 дек.
33
34
От себя заметим: да, Николаев был и служащим РКИ, но потом был, как видно из его личного дела, на работе и в других организациях. Почему и кому было угодно написать именно «РКИ», неизвестно.
