К новой свободе: Либертарианский манифест

было бы неправильно отменить рабство через восемь или девять лет, не говоря уж о том, чтобы сделать это немедленно, а потому лучше, чтобы оно длилось чуть дольше. Но это означало бы, что соображения справедливости отринуты и что достижение идеала не является больше для аболициониста (или либертарианца) главной целью. По сути дела, и для того, и для другого это означало бы, что они выступают за продление преступного и несправедливого режима.

Следование конечному и радикальному идеалу для либертарианца чрезвычайно важно, однако это, вопреки Хайеку, не делает его утопистом. Настоящий утопист – это тот, кто поддерживает систему, противоречащую природным свойствам человека и реальному миру. Утопична та система, которая не будет работать, даже если убедить всех и каждого в необходимости её поддержки. Утопическая система не может работать, т.е. не может функционировать устойчиво и эффективно. Утопическая цель левого коммунизма – ликвидация разделения труда и торжество единообразия – не может быть достигнута, даже если бы все пожелали немедленно её реализовать. Она не пригодна для жизни, потому что противоречит самой природе человека и мира, потому что отвергает уникальность и индивидуальность каждой личности, её способностей и интересов, и тем самым, несомненно приведёт к настолько резкому падению производительности труда, что обречёт бо?льшую часть рода человеческого на быструю гибель от голода и страданий.

Короче говоря, термин «утопический» смешивает два вида препятствий на пути реализации программы, ведущей к радикальному отказу от статус-кво. Одно дело, если программа идёт вразрез с природой человека и мира, а потому не сможет работать, даже если будет осуществлена. Таков утопизм коммунистический. Совсем другое дело, когда речь идёт о трудностях в том, чтобы убедить достаточно многих людей в необходимости принятия программы. В первом случае теория плоха, потому что пренебрегает природой человека, а во втором случае мы имеем дело всего лишь с проблемой человеческой воли, с трудностью убедить достаточное число людей в правоте учения. В обычном, уничижительном смысле эпитет «утопический» применим только в первом случае. Поэтому в самом глубоком смысле либертарианская доктрина не утопична, а в высшей степени реалистична, так как это единственная теория, реально соответствующая природе человека и мира. Либертарианец не отрицает разнообразия человеческой природы, он славит её и стремится к тому, чтобы эти особенности в полной мере развернулись в мире совершенной свободы. Тем самым он обеспечивает также огромное повышение производительности труда и уровня жизни каждого человека – чрезвычайно практичный результат, глубоко презираемый настоящими утопистами как недостойный материализм.

Либертарианец в высшей степени реалистичен, потому что только он один в полной мере понимает природу государства и его властолюбия. Настоящим непрактичным утопистом является скорее выглядящий реалистом консерватор, верящий в ограниченное правительство. Консерватор продолжает твердить, что полномочия центрального правительства должны быть строго ограничены конституцией. Неустанно сетуя на искажение первоначальной Конституции и на расширение федеральной власти после 1789 года, он не способен извлечь правильные уроки из этого перерождения. Идея строго ограниченного конституционного правительства была замечательным экспериментом, однако он провалился даже при очень благоприятных обстоятельствах. Но какие тогда есть основания рассчитывать, что другой подобный эксперимент не будет ждать та же участь? Нет, по настоящему непрактичным утопистом является именно консервативный сторонник экономической свободы, человек, который наделяет центральное правительство силой и правом принимать решения, а потом говорит: «Держи