принципами англосаксонского права, считается невиновным, пока не доказано обратное, тогда у суда нет права заставлять обвиняемого присутствовать на собственном процессе. Вспомните, что Тринадцатая поправка устанавливает единственное исключение, допускающее принуждение, – это случай «наказания за преступление, за совершение которого лицо было должным образом осуждено». Но обвиняемый – ещё не значит осуждённый. Самое большее, на что суд должен иметь право, – это уведомить обвиняемого, что его будут судить, и пригласить его или его адвоката присутствовать на процессе, а если они решат воздержаться от участия, проводить суд in absentia*(Заочно (лат.)). В этом случае, разумеется, интересы обвиняемого защищать будет некому.
И Тринадцатая поправка, и либертарианство делают исключение для осуждённых преступников. Либертарианцы верят, что преступник теряет свои права в той мере, в какой он посягнул на права другого человека, а потому его можно отправить в заключение и принудить, соответственно, к недобровольному служению. В либертарианском мире, однако, цель заключения в тюрьму и наказания несомненно будет другой. В нём не будет окружного прокурора, который представляет в процессе несуществующее общество и от лица этого общества добивается наказания преступника. В этом мире обвинитель всегда будет представлять конкретную жертву, а целью наказания будет возмещение ущерба, понесённого жертвой преступления. Таким образом, целью наказания будет принуждение преступника возместить вред, причинённый им своей жертве. Подобная модель была реализована в Америке в колониальный период. Вместо того, чтобы сажать в тюрьму человека, обокравшего местного фермера, преступника передавали ему в кабалу, фактически делали его на время рабом, чтобы он работал на ферме до тех пор, пока не покроет весь нанесённый им ущерб. В Средние века главной целью наказания также было возмещение вреда, причинённого жертве, и только по мере усиления государственной власти короли и бароны начали вмешиваться в процессы выплаты компенсации, так что конфискованное у преступников добро стало доставаться им, а не несчастной жертве. А когда акцент сместился с возмещения ущерба на возмездие за абстрактные преступления, «совершённые против государства», наказания стали более суровыми.
Как пишет профессор Шафер, «по мере того как государство монополизировало институт наказания, права пострадавшего стали постепенно обособляться от уголовного права». Или, как высказался на рубеже веков криминолог Уильям Таллак, «главным образом в силу ненасытной алчности феодальных баронов и церковных властей права потерпевшей стороны постепенно всё более ущемлялись, пока не были целиком присвоены властями, которые теперь воздавали преступнику двойной мерой, присваивая его собственность себе, вместо того чтобы отдать потерпевшему, и вдобавок наказывая его заключением в тюрьму, пыткой, сожжением заживо на костре или виселицей. При этом интересы потерпевшей стороны были практически забыты»[6].
В любом случае, хотя либертарианец и не возражает против тюремного заключения как такового, он против некоторых особенностей нынешней пенитенциарной системы. Во-первых, он против длительного тюремного заключения обвиняемых, ожидающих суда. Конституционное право на безотлагательное судебное разбирательство – это не каприз, а требование минимизировать продолжительность досудебного заключения, по сути своей являющегося принудительным трудом. Собственно говоря, если не считать случаев, когда преступник был взят с поличным и есть достаточные основания считать его виновным, не может быть оправдано никакое предварительное заключение ещё не осуждённого человека. И даже когда преступник был взят с поличным, нужны существенные изменения в
