всего в том, что их семьи не страдают от такого варварства, чтобы не заботиться об обучении, собственными силами или с помощью других, своих детей и воспитанников[5].
Через пять лет после этого в колонии Массачусетского залива во исполнение этого закона были созданы общественные школы. Таким образом, с самого начала американской истории желание формировать, наставлять и воспитывать послушание в массах населения было главным мотивом создания общественных школ. В колониальный период общественные школы использовались для подавления религиозного разномыслия, а также для внушения непокорным слугам идеи послушания властям предержащим. Примечательно, например, что в борьбе с квакерами власти Массачусетса и Коннектикута запретили этому религиозному течению создавать собственные школы. А Коннектикут в тщетной попытке подмять движение новоозаренных[6] в 1742 году запретил организовывать свои школы и этой секте. В противном случае, рассудили власти Коннектикута, новоозаренные смогут «обучить молодёжь своим ужасным принципам и обычаям и вызовут настроения, которые могут иметь гибельные последствия для общественного мира и благополучия колонии»[7]. Вряд ли можно считать случайностью то, что единственная подлинно свободная колония Новой Англии – Род-Айленд – была и единственным местом в тех краях, где не было государственного образования. После завоевания независимости мотивы создания обязательной системы образования остались в основном прежними. Так, Арчибальд Д. Мэрфи, отец государственной системы школьного образования в Северной Каролине, следующим образом обрисовал необходимость подобных школ:
В них будут учить всех детей… В этих школах будут прививать заповеди морали и религии и сформируют привычки подчинения и послушания… Их родители не знают, как обучать их… Государство, в сердечной заботе об их благополучии, должно взять на себя ответственность за этих детей и поместить их в школы, где их разум получит просвещение, а сердца будут приучены к добродетели[8].
Обязательное школьное обучение обычно использовали для подавления и подчинения этнических и языковых меньшинств или подвергающихся колонизации народов, чтобы принудить их к отказу от собственного языка и культуры в пользу языка и культуры правящих групп. Англичане в Ирландии и Квебеке, страны Азии, Центральной и Восточной Европы – все они загоняли свои национальные меньшинства в государственные школы, управляемые метрополиями. Одним из самых могущественных стимулов к недовольству и мятежам было желание угнетённых народов спасти свой язык и историческое наследие от полного забвения, близкую перспективу которого обещала система обязательного школьного образования. Так, либеральный экономист Людвиг фон Мизес полагал, что в многоязычных странах
приверженность политике обязательного образования совершенно несовместима с усилиями по укреплению прочного мира. Критически важен вопрос о выборе языка преподавания. Тот или иной выбор с годами определит национальность всей территории. Школа может сделать детей чужими национальности, к которой принадлежат их родители, и может быть использована как инструмент подавления национального самосознания. Тот, кто контролирует школы, может причинить ущерб другим национальностям и принести выгоду своей собственной.
Более того, Мизес отмечает, что принуждение, неотделимое от господства одной национальности, закрывает возможность решить проблему предоставлением каждому родителю права отдать своего ребёнка в школу, использующую его родной язык.
Зачастую человек лишён возможности – в силу заботы о средствах к существованию – открыто объявлять свою принадлежность к той или иной национальности. В условиях интервенционизма это может стоить ему
