вполне можно понять: денег нет. Отдых на Майорке сотен тысяч чиновников, депутатов, махинаторов и воров всех уровней, а также их бесчисленных родственников и корешей недешево стоит А сколько все они чуть ли не ежедневно киллерам за выполненную работу отстегивать должны!
Должен сразу оговориться: среди моих друзей есть, помимо коллег, чуток порядочных и состоятельных предпринимателей, которые, несмотря ни на что, пытаются что-то ПРОИЗВОДИТЬ; так вот смею уверить: пахать им приходится так, что не им, ни их семьям уже много лет не до Майорок. Они, по- моему, с советских времен не знают, что такое вообще отпуска. Но это тоже в каком-то смысле подвижники; их крайне мало. И работать им, что показательно — становится с каждым годом не легче, а труднее.
Так что пусть мои критики не шьют мне огульную и тупую классовую злобу. А то знаю я их: с облегчением и злорадством решат, что я все это пишу исключительно от зависти, и на том прекратят напряженно, на пределе своих интеллектуальных возможностей, осмыслять данный текст.
Да, в институте, где я работаю, даже доктора-профессора с мировыми именами получают меньше тысячи рублей в месяц. Такие, как я — и того меньше. Так что в качестве востоковеда мне и надеяться нечего помочь Отчизне. Но вот, скажем, гонорар за очередную книжку у меня просто руки чешутся отнести, затянув свой поясок потуже, в какой-нибудь Банк Содействия Вооруженным Силам. Уж на деньги, которые дают автору за целую-то книжку, наверное, можно сварганить хоть полтора современных полупроводника… А если так поступят все писатели? Авось и разглядим Басайку со специального спутника!
Что останавливает, например, меня?
Да то, что почти наверняка эти деньги пойдут не долгой и извилистой тропкой, в конце коей — полтора полупроводника в суперсовременном радаре, а путем куда более торным, простым и ясным. И в конце его — полтора кирпичика в стене очередного особняка очередной любовницы очередного олигарха… где-нибудь, скажем, на Коста-дель-Соль. Любовнице в потеху, испанской экономике на радость.
То же самое с пожертвованиями не добровольными, а принудительными. Вот взять повышение тарифов каких-нибудь — например, на телефон, да еще с грядущей поминутной оплатой. Найдите мне человека, который верил бы, что формируемый таким образом денежный поток пойдет на улучшение телефонной сети, на обновление и строительство новых АТС… Не найдете. Разве что в психдиспансере. Все с фаталистическим, совершенно уж мертвенным (и потому, вероятно, роковым для себя и страны) безразличием уверены, что это — только для повышения зарплат телефонным служащим. Только. Как не работало толком ни черта — так и не будет работать, хоть в полста раз плату повысь. Все проедят.
А стремительное увеличение количества финансовых структур-посредников… каждая ведь отщипывает, и все по закону, государство вполне правовое…
Или железные дороги взять…
А ведь, между прочим, если обычный человек не может на несколько дней сгонять на другой конец страны к другу погостить — ни по ценам не может, ни по удобству коммуникаций не может, — это и есть фактический распад страны. Каждый приколот к своему углу, ровно сушеное насекомое булавкой. Люди не общаются, книги не довозятся, пресса не поступает (Интернет — так он и с Африкой Интернет, при чем тут целостность страны); и всё, единой Родины для большинства населения нет. Едина она сейчас только для атлантов и их махинаций. Ну, отчасти еще для военных, быть может. В горячие точки свозят ребят со всех градов и весей — но, прости Господи, кто поручится, что они не защищают попутно с единством и конституционным порядком эти самые махинации?
Для остальных, по их ощущениям, по их повседневной жизни, распад уже состоялся.
Но это к слову.
В общем, кто на чем сидит — тот на том и пытается хоть на краешек Атлантиды вскарабкаться. Хоть на коралловую отмель близ бережочка.
И людей опять-таки легко понять. Ну нельзя, невозможно прожить, получая так и столько, как и сколько встарь. Нельзя! Разве что в землянке, или в полузатопленном вонючем подвале у чуть тепленьких труб; осточертевший комфорт лесоповала, особенно нестерпимый нынче, когда витрины так и блещут, «паджеро» так и снуют… Несчастных, в массе своей совсем не плохих людей просто-таки вынуждают, обрекают на грабеж. Даже по телевизору убедительнейшим образом заверяют по двадцать раз на дню: «ведь я этого достойна». Конечно, достойна, кто спорит. Все этого достойны.
Вот и повышаются все тарифы.
Худо лишь то, что реально производящих НОВОЕ людей (от хлеборобов до микробиологов), процесс увеличения благосостояния, за редчайшими исключениями, почему-то никак не захватывает. В Атлантиду можно проникнуть, занимаясь лишь перераспределением уже произведенного (зачастую еще при большевиках), либо требованием очередной оплаты уже давно оплаченного (тоже зачастую еще при них). Это, наверное, основной и фатальный ее недостаток. В Атлантиде гремят лишь ложки (ну, и пылкие законодательные, патриотичные либо правозащитные речи; да еще, пожалуй, заказные выстрелы — но пальба и взрывы это единственное, чем атланты делятся с аборигенами более чем охотно).
Тем же, кто с сошкой, настоятельно рекомендовано демократизованный ГУЛАГ не покидать.
Не скажу, что я стопроцентно уверен именно в таком вот смысле всех тарифов и всех банков Содействия. Но вероятность вышесказанного велика. Подозрение — еще больше. А подозрение действует на мотивации не слабее, чем уверенность. Подчас даже сильнее.
Но ведь я не выродок. Значит, так думаю не один я. Многие.
Именно поэтому народ не способен ни на какое усилие. А без усилий теперь явно не устоять. Но кто в состоянии в очередной раз совершать их — это после столетней-то страшной череды обманов, оскверненных надежд, опрокинутых ожиданий, пошедших прахом неимоверных напряжений и жертв? Отрывать от себя последнее не ради того‚ чтобы нам крепче и надежнее стоялось‚ а ради того‚ чтобы им мягче и безмятежнее лежалось?
Да ни за что! Задавитесь, сволочи!! Что урвал — то мое, а остальное — хоть огнем гори…
Это не экономика. Не менеджмент и не консалтинг. Это, как любили говорить когда-то, человеческий фактор.
Покуда существует Архипелаг Атлантида, он будет работать только таким образом. А покуда он работает таким образом, ничего невозможно сделать. Ничего.
Однако размыт, потеснен и разрушен сей плод социалистической экономики может быть только экономическими же средствами. Любые силовые акции приведут лишь к более или менее масштабным изменениям персонального состава атлантов, и только. «Грабь награбленное» мы уже проходили.
Как в рамках той юридической базы, которую все более беззастенчиво пишут под себя сами же атланты, чисто правовыми средствами скорректировать экономику таким образом, чтобы она перестала работать лишь ради удовлетворения неудержимо растущих аппетитов Архипелага — тайна сия велика есть…
Однако можно сказать наверняка: те, кто говорит, будто это невозможно и надо сносить все до основания, — либо лживые подонки, либо прекраснодушные дураки. В свое время Маяковский, иллюстрируя генеральную линию партии, лихо писал про капитализм, который лежит поперек движения истории неподъемной тушей: «Выход один — взорвать!» В семнадцатом взорвали — результат известен. Противники Горабачева с показной скорбью долго пели: «Он пытался реформировать систему, но система оказалась неспособной к реформированию…» Снесли и взорвали стр-рашную систему — результат известен.
Скажу крамолу: нереформируемых систем не бывает.
Просто, с одной стороны, те, кому по долгу службы следовало бы хорошо подумать, что надлежит в данный момент менять, а что беречь и лелеять пуще глазу, думать очень не любят. И не очень-то умеют. И оттого либо цепляются за формальности и твердят о незыблемости устоев, либо машут на все рукой и идут на поводу у демагогов. Подсознательно используя для оправдания своего специфического безделья все, вплоть до любви к народу. Николай Второй буквально за пару лет до революции, обретаясь в любимой Ливадии — месте, будто самим Богом предназначенном для того, чтобы среди поразительной красоты и доброты природы спокойно, без ожесточения РАЗМЫШЛЯТЬ И РАЗБИРАТЬСЯ, предпочитал вместо этого в полной солдатской выкладке по полдня бегать по окрестным горам, чтобы лично проверить, не тяжело ли воевать российскому солдату. Вот ведь как притворялся перед собой, будто что-то делает. Подменял физкультурой тяжкий царский труд — думать и решать, что именно в его державе преходяще и достойно изменения, а что — вечно, на чем держава стоит. Колом встала солдату сия забота!
