Михаил Петрович, как моряк - понять должны. Когда главной ударной силой флота, всерьез считаются торпедные катера, которые едва для Финского Залива годны, а в океане их заливает (прим. Ш-4 - первые наши ТК), и три десятка подлодок-'малюток', едва подходящие для ближнего базового дозора; да, были еще два эсминца-'новика' - и это против японского флота, где одних современных линкоров восемь, а еще тяжелых крейсеров полтора десятка, эсминцев и подлодок сотнями - и бои на Хасане; всерьез тогда опасались, десанта в Приморье, а уж север Сахалина удержать не надеялись. Понятно, что промышленность многого дать не могла - но какого… ты, комфлотом, молчал, тревогу не бил? Вот и - расстреляли.

Да, суровое все ж время. Неужели, и правда, анекдот про Жукова: полковник, к вечеру взять этот город! Сделаешь - дам Героя, генерал-майора и дивизию. Не сделаешь - расстреляю.

–Однако простите, товарищи командиры - Кириллов упорно называл нас, по-старосоветски - вынужден пока вас оставить. Дела - нет, ничего серьезного, просто с особистом вашим переговорить, ненадолго…

Он встал, и вышел из кают-компании. Все молчали.

–Ну что, товарищи - сказал наконец Петрович - поздравляю! Процесс пошел.

–Какой процесс? - не понял Родик, держа в руках 'Архипелаг'

–Нашего перехода на 'темную сторону Силы' - с точки зрения истинного демократа. На службу, не только телом, но и душой - Красной Империи зла.

–Но как же… - спросил Родик - формально, мы не…

–А реально? - говорю уже я - сколько еще у нас, автономность? А после - топиться всем? Нет уж - придется нам, гавань искать. И - где?

–Деды наши при Сталине жили - поддержал Сан Саныч - и мы поживем, дай бог!

–Жить, это одно. Служить - другое.

–Слушай, мы все ж не гебешники, а бойцовые морские волчары. Натасканные - чтоб рвать врагов внешних. Которые у державы нашей, хоть империи, хоть дерьмократии - есть всегда. И эту работу надо кому-то делать - в любое время. Возражения, боец?

–Убедил же вас, этот - иезуит!

–Скорее уж, жандарм из бывалых - читал, такими они и были.

После того дня за Кириловым как-то закрепилось прозвище 'Жандарм'. За глаза - но произносимое с уважением.

От Советского Информбюро 25 августа 1942

На Северо-Западном фронте происходили бои местного значения. На ряде участков наши подразделения отразили атаки пехоты противника. Около населённого пункта В. советские бойцы ворвались в траншеи противника и вели рукопашные бои с гитлеровцами. Наши лётчики сбили в воздушных боях 3 немецких самолёта. Кроме того, огнём зенитной артиллерии сбито 5 немецких транспортных самолётов 'Юнкерс-52'.

–Боевая тревога!

И - нет больше на лодке отдельных людей. Со своими характерами, памятью, и даже жизнью. Все - как одно целое, на своих постах, стали частями машины, Корабля. Нет людей - есть функции, которые должно выполнять. Даже если в отсек рвется вода, или горит огонь - никто не может бросить и уйти, без доклада и без приказа. Потому что иначе - Корабль может погибнуть. И вместе с ним - все.

Автономке конец, курс на базу лежит,

Тихо лодку в пучине качает.

Спит девятый отсек,спит девятый жилой,

Только вахтенный глаз не смыкает.

Что он думал-гадал? Может дом вспоминал?

Может мать или очи любимой?

Только запах чужой все мечты оборвал:

Из отсека повеяло дымом.

Сообщить бы куда, не уйти никуда -

Здесь в девятом же люди, не боги.

Только пламя ревет, и сильней душу рвет

Перезвон аварийной тревоги.

Кто на вахте стоял, кто услышал сигнал -

По постам боевым разбежались.

А в девятом кто спал, тот наверно устал.

За себя и за лодку боялись.

За 'Живучесть борьба',страшно жизнь не дожить,

Ищут парни спасенья в десятом:

Сквозь удары туда прорывается крик:

'Да откройте же сволочи, гады!!!'

Отзывается сердце на каждый удар

Там ведь гибнуть свои же ребята.

Но откроешь им дверь - смерть войдет и сюда,

И седеют от криков в десятом.

Тишина. Нет страшнее такой,

Молча скиньте пилотки живые.

28 парней без вины, без войны.

Жизнь отдали, чтоб жили другие.

Автономке конец, курс на базу лежит,

Тихо лодку в пучине качает.

Спит девятый отсек и он вечно 'живой'!

Но об этом никто не узнает.

Обелиск со звездой, растрепало венок,

Молча сопки в тайге расступились.

28 парней здесь лежат в тишине,

Те что лодку спасти умудрились.

Полетят похоронки родных известить,

Что сыны их домой не вернутся.

И никто не узнает как погибли они,

Лишь написано будет - ГЕРОЙСКИ

Вспоминай тот кто пьет, вспоминай кто не пьет,

Молча выпьем за павших героев.

Наш подводный ракетный, наш атомный флот

Отдает честь погибшим героям

Вот только погибать, по справедливости, должны - те, кто по ту сторону. Сколько их там, на 'Шеере'? Тысяча сто пятьдесят - по штату. Те кто в нашей истории - расстреляли 'Сибиряков'. И пусть кто-то, в светлом будущем, брезгливо морщит нос - атомная подлодка с самонаводящимися торпедами, против корабля давно прошедшей войны! Для нас, эта война, куда мы попали - не прошедшая. И мы идем, не меряться силами в честном бою - мы идем убивать. Для того, чтоб будущее было светлым, для того чтобы оно было вообще. Потому что в этом мире, как мы установили опытным путем - ничего не предрешено. Не дай бог - здесь, Сталинград не устоит, и немцы прорвутся! Наших там - никто не жалел. И мы - никого жалеть не будем.

Нет, гуманность на войне - тоже оружие. Если сдадутся - будут жить. 'Шеер' в составе нашего флота, это хорошо - но тысяча сто единиц рабсилы, ценность не меньшая. Как удивился Кириллов, когда я спросил - на чем вы собираетесь вывозить в Архангельск пленных.

–А зачем в Архангельск? Тут же рядом, по Енисею подняться до Дудинки, Норильсклаг. Туда везти - и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату