делом.
Сержант пошел, на ходу выкрикивая команды.
— Камеры готовы? — спросил ученый техника-оператора.
— Закрутятся по той же команде, по которой выстрелит ружье, — ответил оператор. — Чертову прорву пленки намотал. Эти камеры ее просто-таки жрут.
— Полковник, — сказал ученый, — нам тоже пора уходить.
Пришелец стоял неподвижно, как простоял уже много часов, на песке, согретом осенним солнцем. Крест, начерченный мелом, ясно выделялся на черной шкуре.
— Меня просто поражает, — сказал полковник, — как спокойно он стоял все время, пока мы тут вертелись, подготавливая выстрел. Он вообще знает о нашем присутствии?
— Я уверен, что знает, — ответил учёный. — Но у меня такое чувство, что это его совершенно не волнует. Он испытывает к нам что-то вроде пренебрежения.
Ученый повернулся лицом к пришельцу. Полковник последовал его примеру и крикнул:
— Сержант! Люди в укрытии?
— Так точно, сэр!
Сержант подал знак человеку из Вашингтона, тот поднял крошечный приборчик, зажатый в руке, и нажал кнопку.
— Ружье выстрелило — и пришелец ответил ослепительной вспышкой, поглотившей ружье на треноге. Полковник прикрыл глаза ладонью — таким ярким был этот свет. Опустив руку, он увидел, что и ружье, и тренога раскалились добела. Вся конструкция медленно оседала на землю, а куст полыни возле нее рассыпался в пепел.
Полковник взглянул на пришельца. Тот стоял все так же, будто ничего не случилось, — только белого креста больше не было.
Глава 29
Сенатор Дэйвенпорт расхаживал по комнате со стаканом в руке.
— Черт возьми, Дейв, — сказал он Портеру, — вы же там должны что-нибудь предпринять! Нельзя же сидеть и смотреть, как эти твари лезут нам на голову!
— Но, папа, — вмешалась Элис, — они вовсе не лезут на голову. Собственно, они вообще ничего еще не сделали.
Сенатор остановился, разглядывая дочь, потом рявкнул:
— Ничего не сделали!.. Они истребляют наши леса, они глотают лесные склады, они уже до автомобилей добрались…
— Нуда, — сказала Элис. — Старый, подержанный хлам, который какой-то торгаш собирался всучить не подозревающей подвоха публике…
— Этот торгаш заплатил за них немалые деньги, — перебил ее отец, — Он брал их для дела. Он освободил для них место на своей стоянке. Он, может быть, уже знал, кому их продаст, и рассчитывал на прибыль… Он честно заработал эту прибыль… А теперь?!
— Вы говорите, администрация должна что-то предпринять, — сказал Портер, — Но что, по-вашему, мы должны делать?
— Откуда я знаю, черт возьми! — заревел сенатор, — Я не президент и не советник президента. Если бы у меня и был для него совет, он бы меня все равно слушать не стал. Но я же не знаю, что происходит. И никто не знает. Вот ты пресс-секретарь — почему ты мне не говоришь, что происходит? Сколько информации ты придерживаешь?
— Нет у меня никакой информации, — возразил Портер, — Мне просто нечего сказать.
— А этот ваш советник по науке? Сколько у него людей, сколько миллионов он уже угробил на свои исследования!.. Как же это получается, что он до сих пор так ничего и не узнал? Я слыхал, что сегодня армия проводила какой-то эксперимент с оружием. Ты мне можешь сказать, что из этого получилось?
— Я не знаю, — сказал Портер.
— Дейв, ну а если бы знал — хоть я уверен, что ты и в самом деле знаешь, — если бы знал, сказал бы?
— Может быть, и нет, — ответил Портер.
Сенатор повернулся к Элис.
— Вот видишь! Чего еще ждать от этой банды в Белом доме!
— Но Дейв сказал, что не знает, — возразила Элис.
— Он сказал, что, если бы и знал все равно не сказал бы!
— Ты должен похвалить его за откровенность, папа.
— Откровенность! Какая это, к чертям собачьим, откровенность?! Это наплевательское отношение, вот что это такое! И самонадеянность!
— Мне очень жаль, что я показался вам самонадеянным, сенатор, — сказал Портер. — И жаль, что мне на самом деле нечего сказать. Постарайтесь простить меня. Дело в том, что вы сами знаете столько же, сколько и я. А что касается каких-то действий, которые надо предпринять, — Элис права. Эти твари, как вы выразились, не сделали пока ничего такого, что потребовало бы ответных действий. А если бы и сделали — что мы можем предпринять? Они, знаете ли, крупноваты для того, чтобы с ними ссориться. У меня есть подозрение, что попытка выгнать их может оказаться опасным предприятием, даже если бы и понадобилось их выгонять.
— Они разоряют страну, — пробурчал сенатор, — Эти пришельцы уже достаточно себя показали. Они пожирают наши лучшие леса, и строительная промышленность очень скоро это почувствует. Множество лесопромышленных складов уже истреблено, и это только начало. Пиломатериалы и так достаточно дороги, а теперь станут еще дороже. Новые дома станут расти в цене, а они и так уже не по карману большинству семей. Если пришельцы не прекратят пасти самолеты, авиакомпании начнут сокращать рейсы. Некоторые из них уже поговаривают об этом. Слишком велика вероятность аварий, страховые компании это понимают и собираются повысить стоимость страховки. А авиаторы уже вопят, что страховые сборы их разоряют, поэтому нового повышения они попросту не выдержат.
— Скорее всего, ситуация выправится, — сказал Портер. — В ближайшее время все образуется. В данный момент все это выглядит особенно страшно, публика взбудоражена и склонна преувеличивать возможные последствия. Дайте время…
— Я сомневаюсь, что со временем что-нибудь улучшится, — перебил его сенатор, — Ты думаешь, публика успокоится, а вот я в этом не уверен. Скорее наоборот. Эти новые культы, эти пророки на каждом углу… Черт с ними, с культами — хоть это штука достаточно скверная, но мы их переживем: большинство понимают, что это психи, и знают, чего от них можно ожидать. Настоящая опасность — возрождение евангелизма, возврат к средневековому мышлению. Из истории известно, что в те времена бывали всплески религиозного помешательства. Крестьянин бросал землю, ремесленник бросал мастерскую — и уходили: у них, видите ли, духовное пиршество. То же самое начинается и теперь. Бизнес и промышленность уже страдают от массовых прогулов, а кто на месте — тот работает кое-как. Это дорого обходится.
— Ну вот, приехали, — сказала Элис. — В итоге все свелось к доллару. Наши бизнесмены и промышленники теряют деньги. Или боятся, что потеряют.
— А что в этом плохого? — спросил сенатор, — Деньги — основа нашего экономического строя. И хоть ты можешь думать иначе — нашего общественного строя тоже… Я тебе говорю, страна начинает скатываться в пропасть. А чудаки в Белом доме даже не понимают этого.
— Мы понимаем больше, чем вам кажется, сенатор, — возразил Портер. — Но мы настроены не так пессимистично, это верно. Кроме того, есть другие дела, требующие внимания в первую очередь.
— Какие другие?
— Ну, например…
