«Это будет нелегко, — признался ученый, — Но возможно, настанет день, когда эгоизм мне будет больше не нужен».
«Ну что ж, — подытожил монах, — с нами Пруд и Божий час. Будем надеяться, что они окажут нам моральную поддержку, а может статься, дадут нам новый стимул — хотя бы тот, что не худо бы от них отделаться».
«По-моему, — сообщила светская дама, — рано или поздно мы придем к единству. И не затем, чтоб отделаться, как вы выразились, от кого-то или чего-то другого. По-моему, в конце концов мы страстно захотим отделаться не от кого-то, а от самих себя. Со временем нам так опостылеют наши мелкие личности, что каждый из нас будет искренне рад слиться с двумя другими. И не удивлюсь, если мы достигнем нового благословенного состояния как раз тогда, когда личностей не останется и в помине».
Глава 31
Никодимус покорно ждал, когда же Хортон покинет Пруд и вернется. Костер погас. Робот упаковал вещи и водрузил на самый верх томик Шекспира. Хортон бережно опустил кувшин на землю, прислонив его к снаряжению.
— Я не забыл ничего, что вам хотелось бы взять с собой? — поинтересовался Никодимус на всякий случай.
Хортон покачал головой:
— Книга, кувшин — по-моему, все. Керамика, какую насобирал Шекспир, не представляет никакой ценности. Сувениры, и не больше. В один прекрасный день кто-нибудь, человек или нечеловек, пожалует сюда и обследует поселок подробнее. Скорее всего, это будет человек. Порой мне сдается, что человечье племя роковым образом одержимо прошлым.
— Я понесу оба тюка, — заявил Никодимус, — и книжку. Вам остается один кувшин, он вас не обременит.
— Гложет меня ужасное опасение, — усмехнулся Хортон, — что по дороге я обязательно споткнусь о какую-нибудь корягу. Нельзя этого допустить. У меня на попечении Пруд, и с ним ничего не должно случиться.
Никодимус покосился на кувшин:
— Не очень-то много сюда влезло.
— Вполне достаточно. По всей вероятности, хватило бы склянки или чашки.
— Не вполне понимаю, — признался Никодимус, — что все это значит.
— Я тоже не понимаю, — ответил Хортон, — и тем не менее у меня такое чувство, что в кувшине друг. А там, в унылой пустыне космоса, вряд ли можно требовать большего.
Никодимус поднялся с поленницы, на которой сидел, и сказал:
— Забирайте свой кувшин, а я уж управлюсь со всем остальным. Нас здесь вроде уже ничто не держит.
И все же Хортон даже не потянулся к кувшину. Он продолжал стоять как стоял, медленно озираясь по сторонам.
— Мне что-то не очень хочется уходить, — произнес он, — Словно мы еще чего-то недоделали.
— Вам не хватает Элейн, — рассудил Никодимус, — Было бы так хорошо, если б она полетела с нами…
— Это так, — согласился Хортон, — Да, мне не хватает ее. Тяжко было смотреть в бездействии, как она уходит в туннель. Ну и еще, наверное, дело в нем…
Он показал на череп, прибитый над дверью.
— Его нельзя взять с собой, — всполошился Никодимус, — Череп раскрошится при первом прикосновении. Да ему, так или иначе, долго не провисеть. Не сегодня-завтра налетит ветер, и…
— Ты не понял, я не собирался брать его с собой. Но он столько лет пробыл здесь в одиночестве. А теперь мы опять бросаем его одного…
— Плотояд остается тоже, — заметил Никодимус.
— Это верно, — сказал Хортон с облегчением. — Об этом я как-то не подумал.
Наклонившись, он поднял кувшин и бережно стиснул в руках. Никодимус вскинул тюки на спину, взяв книгу под мышку, и решительно зашагал по тропинке. Хортон последовал за ним, но на повороте повернулся и бросил взгляд назад, на греческий домик. Крепко сжал кувшин одной рукой, а другую поднял в прощальном приветствии.
Прощай, безмолвно сказал он. Прощай, старый неистовый альбатрос [8] — безумец, смелый человек, заблудший человек…
Может, это была игра переменчивого света. А может, что— то другое.
Но как бы то ни было, чем бы это ни объяснялось, а Шекспир со своего насеста над дверью ему подмигнул.
ПРОЕКТ «ВАТИКАН»
Пролог
До дома оставалось еще полчаса ходьбы, когда Томаса Декера остановил Шептун.
— Декер, — проговорил Шептун внутри сознания Декера. — Я поймал тебя. На этот раз я тебя поймал.
Декер одним прыжком отскочил в сторону с лесной тропинки, резко вскинул ружье и приготовился встретить опасность лицом к лицу.
Ничего и никого. Густые заросли деревьев и кустарника вплотную примыкали к тропинке с обеих сторон. Ни дуновения ветерка, не шелеста крыльев вспорхнувшей птички. То есть — ничего. Все замерло, как будто так было вечно.
— Декер!
Окрик прозвучал внутри его сознания. Прозвучал? Нет, он не слышал, конечно, ни крика, ни шепота. Сколько раз он встречался с Шептуном и так до сих пор самому себе не мог ответить — действительно ли он слышал что-то. Он просто улавливал и понимал слова, возникавшие в определенном участке мозга, ближе ко лбу, повыше глаз.
— Ничего у тебя не выйдет, Шептун, — «сказал» он невидимому собеседнику, разговаривая с ним точно так же, как тот с ним, не произнося слов вслух, но выстроив фразу внутри сознания, чтобы Шептун мог «услышать» ее. — Сегодня я с тобой не играю. Прошлый раз был последним… Все, хватит, наигрался я с тобой.
— Трусишка Декер! — не унимался Шептун, — Трус, трус, трусишка!
— Пошел ты знаешь куда со своими трусишками? — воскликнул Декер. — Выйди-ка, покажись, вот тогда и поглядим, кто из нас трус. Все, Шептун. Конец тебе нынче.
— Ты трус! — не унимался Шептун, — В прошлый раз я от тебя был всего-то на расстоянии выстрела, а ты стрелять не стал. Трус, Декер — трус.
— Мне незачем убивать тебя, — буркнул Декер. — И вообще я не охотник убивать. Но, Бог свидетель, Шептун, я сделаю это — только для того, чтобы избавиться от тебя наконец.
— Да? А если я тебя опережу?
— Навряд ли. У тебя для этого возможностей было предостаточно, и ты их все упустил. Все, хватит торговаться. Ты хочешь меня убить не больше, чем я тебя. Тебе охота еще поиграть, а я устал,
