Теперь оставалось только сидеть и ждать. Риск, конечно, был, но, возможно, здесь я находился в большей безопасности, чем в каком-нибудь другом месте.
Через четыре часа я покинул квартиру, спустился вниз и как ни в чем не бывало прошел мимо начальника местного отделения МБР Флойда Дункана. Тот меня не узнал. Честно говоря, я бы и сам себя не узнал. На вид мне было не более двадцати лет.
Еще на подходе к зданию редакции марсианской «Таймс» в Сандебаре я услышал голоса мальчишек- разносчиков:
— Читайте в экстренном выпуске! Марти Берг признан виновным! Настоящий убийца Илая Лоуренса — Марти Берг!
М-да, много же времени понадобилось Дункану, чтобы расколоть этого типа. Я равнодушно пожал плечами и усмехнулся, вспомнив, как прошел тогда мимо Дункана, а он и глазом не повел.
Я направился прямо в кабинет редактора городских новостей.
— По какому вопросу? — равнодушно спросил меня сидевший за столом человек.
— Мне сказали, вы ищете репортера.
— Да, верно. Вы смыслите в журналистике?
Я кивнул.
— Где успели поработать?
Я выложил ему заблаговременно сочиненную историю.
— А какого черта вас занесло на Марс? — спросил редактор. — Не слишком подходящее место для жизни.
— Люблю путешествовать, — соврал я, — Знакомлюсь с Солнечной системой не по чужим рассказам, а на собственном опыте.
Редактор что-то пометил у себя в блокноте.
— Ладно, проверим, на что вы годитесь, — сказал он, — Мне нравится ваше лицо. Вы чем-то похожи на одного человека, с которым я встречался несколько лет назад. Его звали… — Редактор безнадежно покачал головой. — Хоть убей, забыл его имя.
Зато я хорошо помнил имя этого редактора: Герберт Норт. Несколько лет назад мы действительно встречались с ним на конгрессе журналистов и недурно провели время, когда после занудливых официальных речей началась традиционная шумная пирушка.
— Слышали когда-нибудь о парне по имени Чести Льюис? — спросил меня Норт.
— Читал о нем. Если не ошибаюсь, нью-йоркский гангстер.
— Да. Но в Нью-Йорке ему стало неуютно, и он подался на Марс. Разумеется, и здесь принялся за свои штучки… Где-то через час начинается судебное слушание по его делу. Вот вам первое задание: отправляйтесь в суд и сделайте репортаж. Кое-что расскажу, чтобы вы были в курсе. Случай просто анекдотичный. Чести нагрел одного старого дурня на кругленькую сумму — что-то около миллиарда баксов. Внушил легковерному старикашке, будто обладает редкостным снадобьем, возвращающим молодость. К счастью, полиция не дала Льюису улизнуть с Марса. Думаю, скучать на процессе вам не придется Желаю удачи.
Я внимательно выслушал Норта, умолчав, естественно, о том, что история о том, как Чести Льюис продал Эндрю Дж. Расмуссену — миллиардеру, владевшему едва ли не всем городским хозяйством Марса, — бутылочку с неким «средством для мгновенного омоложения», мне хорошо знакома. Как потом установила полицейская экспертиза, в бутылочке находился обыкновенный белый песок с Меркурия.
УЛИЦА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Ровно в семь часов вечера Господин Джонатан Чэмберс вышел из своего дома на Кленовой улице на ежедневную прогулку, которую он совершал двадцать лет кряду в любую погоду, невзирая на дождь или снег.
Маршрут был всегда неизменен. Он шагал два квартала по Кленовой улице, останавливался у кондитерской «Красная звезда», чтобы купить сигару-перфекто[13] «Роза Троферо», затем шел до конца четвертого квартала. Оттуда он поворачивал на Лексингтон, с Лексингтон — на Дубовую улицу, а потом по улице Линкольна обратно на Кленовую — и до своего дома.
Он не спешил. Всегда ровно в семь сорок пять господин Чэмберс оказывался у парадного входа своего дома. Никто никогда не останавливался, чтобы заговорить с ним. Даже продавец в кондитерской, где он покупал свою сигару, не произносил ни слова, пока совершались расчеты. Господин Чэмберс просто стучал монетой по стеклу на прилавке. Продавец подходил и протягивал коробку, а господин Чэмберс брал свою сигару. Вот и все.
Местные жители давным-давно поняли, что господин Чэмберс не любит, когда к нему пристают. Новое поколение горожан называло это эксцентричностью. У определенных личностей более грубого склада для данной характеристики находилось другое словечко. Люди преклонных лет помнили, что господин Чэмберс, выглядевший весьма чудаковато в своем черном шелковом шарфе, шляпе-котелке и с палисандровой тростью, когда-то был профессором в местном университете. Причем профессором не то метафизики, не то какой-то другой диковинной дисциплины. Так или иначе, с его именем была связана некая шумиха, можно даже сказать — университетский скандал. Господин Чэмберс написал книгу и обучал по ней студентов. В чем заключался предмет исследования данного труда, все уже давным-давно забыли, но речь там шла о вещах достаточно революционных и это стоило господину Чэмберсу места в университете.
Серебряная луна светила над верхушками труб, а холодный, злой октябрьский ветер шуршал опавшей листвой, когда в семь часов господин Чэмберс вышел на свою обычную прогулку. Вдохнув чистого морозного воздуха и почувствовав легкий кисловатый запах дыма из дальнего леса, господин Чэмберс с довольным видом огляделся. Вечер обещал быть приятным.
Он шел неспешной походкой, размахивая тростью чуть менее залихватски, чем двадцать лет назад, — шарф был плотно заправлен под воротник выцветшего старого пальто, а котелок надвинут почти на глаза. На углу Кленовой и Джефферсон не горел уличный фонарь, и господин Чэмберс что-то недовольно буркнул себе под нос, когда пришлось сойти с тротуара и обогнуть недавно забетонированный и огороженный участок проезда у восемьсот шестнадцатого дома.
Этим вечером господин Чэмберс добрался до угла Лексингтон и Кленовой чуть раньше обычного. Он даже сбавил шаг, не понимая, как такое могло случиться. Нет, должно быть, он ошибся! Все двадцать лет, прошедшие после его изгнания из университета, господин Чэмберс жил по часам. Одно и то же, в одно и то же время, день за днем. Не то чтобы он сознательно выбрал для себя жизнь по расписанию, нет. Холостяк, живущий в одиночестве и владеющий достаточными средствами для удовлетворения своих скромных потребностей, господин Чэмберс незаметно втянулся в это размеренное существование.
Итак, он повернул на Лексингтон, а оттуда — на Дубовую улицу. На углу Дубовой и Джефферсон его опять поджидал пес, который выскочил откуда-то из-под забора, рыча и скаля зубы, так и норовя схватить проходящего врага за пятки. Но господин Чэмберс сделал вид, что не замечает его, и вскоре пес отстал.
Где-то на улице громко работало радио. До господина Чэмберса долетали лишь обрывки фраз:
— …Все еще имеют место… «Эмпайр стейт билдинг» исчезло… Разреженный воздух… Известный ученый, доктор Эдмонд Харкорд…
Ветер относил слова в сторону, однако господин Чэмберс и не пытался прислушиваться. Он снова буркнул под нос что-то нелестное. Наверное, очередная фантастическая радиопьеса. Была одна такая много лет назад. Что-то про марсиан. И Харкорд! Но при чем тут Харкорд? Он был одним из тех, кто поднял на смех труд, написанный господином Чэмберсом.
Выбросив из головы неприятные мысли, господин Чэмберс снова вдохнул чистый морозный воздух и огляделся по сторонам. Из темноты поздней осени проступали знакомые силуэты. В этом мире не было
