Вампиры в верованиях и легендах

человеческой плотью и кровью.

Более всего известен и достоверен случай, связанный с эмпусой, который приводит Филострат в «Жизни Аполлония из Тианы» (кн. 4, гл. 25). Обсуждая учеников великого философа, его биограф рассказывает нам:

«Среди них был Менипп, двадцатипятилетний ликиец, наделенный рассудительностью и таким великолепно пропорциональным телосложением, что внешне он напоминал прекрасного атлета. Многие считали, что этого Мениппа любит красивая и изящная чужестранка; говорили, что она богата. Хотя, как оказалось, все это была лишь видимость. Когда однажды он один шел по дороге в Кенхреи (гавань восточнее Коринфа. — Пер.), он встретил женщину-призрак, которая схватила его за руку и заявила, что она давно уже любит его, что она финикийка и живет в окрестностях Коринфа. Она назвала конкретную местность и сказала: „Когда сегодня вечером ты дойдешь до этого места, ты услышишь мой голос, я буду петь. Ты выпьешь вина, которого не пил никогда в своей жизни, и никто тебя не побеспокоит. И мы, два таких прекрасных создания, будем жить вместе“. Юноша согласился на это, так как, хотя он вообще-то и был рьяным философом, он поддался нежной страсти и пришел к ней вечером и в дальнейшем всегда искал ее общества, как своей любимой, потому что еще не понял, что она была просто призраком.

Тогда Аполлоний оглядел Мениппа взглядом скульптора и сделал с него набросок; оглядев его и заметив недостатки, он сказал: „Ты красивый юноша, и за тобой бегают красивые женщины, но в этом случае ты любишь змею, и змея любит тебя“. А когда Менипп выразил удивление, он добавил: „Ведь эта женщина из тех, на которых нельзя жениться. Зачем тебе это? Ты думаешь, что она любит тебя?“ — „Да, — ответил юноша, — потому что она ведет себя так, будто любит меня“. — „И ты женишься на ней?“ — спросил Аполлоний. „Ну да, ведь так прекрасно жениться на женщине, которая любит тебя“. Тогда Аполлоний спросил, когда состоится свадьба. „Наверное, завтра, — сказал юноша, — так как дело не терпит отлагательства“. Аполлоний подождал, когда настал час завтрака в день свадьбы, и, появившись перед только что прибывшими гостями, сказал: „Где же эта изящная девушка, по чьей просьбе вы пришли?“ — „Вот она“, — ответил Менипп и, краснея, приподнялся со своего места. „А кому из вас принадлежит золото и серебро и все остальные украшения праздничного зала?“ — „Ей, — ответил юноша, — потому что мое здесь только это“ — и указал на плащ философа, который был на нем надет.

И Аполлоний сказал: „Вы слышали о садах Тантала, которые и существуют, и нет?“ — „Да, — ответили все. — В стихах Гомера, ведь мы никогда не спускались в Гадес“. — „И таковыми вы должны считать эти украшения, так как это не реальность, а видимость реальности. Пойми правдивость моих слов: твоя прекрасная невеста — вампир, то есть одно из тех существ, которых многие считают чудовищами. Эти существа влюбляются и преданы радостям Афродиты, но особенно они любят плоть человеческих существ. Они с таким удовольствием заманивают в ловушку тех, кого они хотят сожрать на своих пиршествах“. Девушка сказала: „Прекрати свои зловещие речи и уходи“. Она сделала вид, что возмущена услышанным, и, несомненно, собиралась побранить философов и сказать, что они всегда городят чепуху. Но когда золотые кубки и серебро оказались легкими, как воздух, задрожали и исчезли из вида (а разносчики вина, повара и слуги пропали еще до упреков Аполлония), женщина-призрак притворилась, что плачет, и стала умолять его не мучить ее и не заставлять ее признаваться в том, кем она была на самом деле. Но Аполлоний настаивал на своем и не отпускал ее, и тогда она призналась, что она вампир и откармливала Мениппа, прежде чем пожрать его тело, так как она обычно питалась молодыми и красивыми телами, потому что в них течет чистая и сильная кровь. Я так подробно все излагал, потому что было необходимо рассказать эту широко известную историю об Аполлонии. Ведь многие люди знают ее и знают также, что этот случай произошел в центре Эллады. Но они слышали только в общих чертах, что он однажды поймал и победил в Коринфе женщину-вампира, и никогда не слышали ни о том, что она собиралась сделать, ни о том, что Аполлоний сделал это, чтобы спасти Мениппа. Но своим рассказом я обязан Дамису и написанному им произведению».

Эта знаменитая легенда, разумеется, хорошо известна английским читателям из лучшей поэмы Китса «Ламия». В ней он бессознательно или намеренно добавил один-два штриха вампиризма, которых нет в оригинале. Например, когда женщина-вампир в первый раз видит «молодого Ликия из Коринфа», она «теряет голову от любви к нему», что очень сильно напоминает транс, в который впадает жертва вампира. Когда она собирается уйти:

Еще мгновенье — с ней бы унеслись
Любви необоримой упованья,
Но он поник без чувств от горького терзанья.
Жестокая, все так же холодна
(Хотя бы тень раскаянья видна
Была в глазах, сверкнувших пылом страсти),
Устами, вновь рожденными для счастья,
В его уста жизнь новую влила —
Ту, что искусно сетью оплела.

Поэма заканчивается так:

«Змея!» — воскликнул громко… в этот миг
Послышался сердца пронзивший крик —
И ламия исчезла… Упоенье
Ушло от Ликия, и в то ж мгновенье
Угасла жизнь… Друзьями окружен,
Простерт на ложе без движенья он:
И обернули тело в свадебный хитон.[4]

Возможно, эти предположения совершенно случайны, но нужно признать, что они, по крайней мере, просто поразительны.

К концу III в., когда язычество отчаянно боролось с христианством и предвидело свое поражение, приверженцы старого языческого мира в поиске какой-нибудь выдающейся фигуры, которую они могли бы выдвинуть в качестве соперника Христу, в отчаянии решили сделать им Аполлония, в честь которого, как и в честь многих других богов, возводили храмы и молельни в различных частях Малой Азии, где с болезненной жадностью воспринимались новые объекты поклонения. Затем яростный гонитель христиан Иерокл, который был правителем Вифинии и Египта при императоре Диоклетиане, написал трактат «Любитель правды» («Филалет»). В нем он попытался показать, что философ из Тианы так же мудр и свят, так же способен совершать чудеса и изгонять бесов, как и мессия из Назарета. Разумеется, его труд был чрезвычайно оскорбительным, и с ответом на него выступили многие авторы, особенно Евсебий из Цезареи, «отец истории церкви», который на самом деле мог легко избавиться от своего соперника. Евсебий заявил, что способность Аполлония творить чудеса, вероятно, сильно преувеличена, а то, чего он все-таки достиг, было сделано благодаря черной магии. Существовало предположение — совершенно неоправданное, — что Филострат замышлял свое произведение «Жизнь Аполлония» как яростный протест против Евангелий. Ничто не могло быть дальше от правды, чем это, так как Евсебий особенно указывает на то, что, пока Иерокл издавал свой богохульный трактат, ни один языческий автор даже и не думал выдвигать Аполлония в качестве ровни и соперника Иисусу Христу. Следует также помнить, что первые языческие полемисты богохульно восхваляли других философов в качестве соперников нашего Спасителя. А Лактантий сообщает нам, что было обычным делом, когда люди утверждали, что Аполлоний творил