Глава I «ЯПОНСКИЙ ДОСТОЕВСКИЙ» АКУТАГАВА РЮНОСКЭ,
ИЛИ ОДОЛЕНИЕ ДЕМОНОВ
Вы говорите, что Достоевский опи
сывал себя в своих героях, воображая,
что все люди такие. И что ж! Результат
тот, что даже в этих исключительных
лицах не только мы, родственные ему
люди, но иностранцы узнают себя, свою
душу. Чем глубже зачерпнуть, тем общее
всем, знакомее и роднее.
(Л. Н. Толстой — H. Н. Страхову) «И через сто лет со дня смерти Достоевского его влияние продолжает расти и шириться, начиная с его родной страны, где он обрел признание уже при жизни, и распространяясь на страны Европы, Америки и Азии. Это влияние не ограничи вается литературой, оно затрагивает сам образ жизни, мышле ния и эмоции людей. Поколения за поколением читают его произведения не как беллетристику, а как исследования при роды человека, и сотни тысяч читателей всего мира мысленно беседуют и спорят с его героями, как со своими старыми знакомыми» 1. Процитированное высказывание известного мексиканского писателя Октавио Паса в полной мере относится и к поистине необычайному влиянию наследия Достоевского на жизнь и творчество японского писателя-классика Акутагавы Рюноскэ (1892–1927). Творческий путь Акутагавы совпал с тем этапом в развитии новой японской литературы, который специалисты-японоведы называют эрой Достоевского. Как утверждает академик Н. И. Конрад, она наступила в Японии в годы первой мировой войны, когда «сама эпоха с ее сложным переплетом действую щих факторов — европейских, национальных, индивидуали-
1 Пас Октавио. Наш великий современник Достоевский. — «Курьер Юнеско», 1982, март, с. 22.
стических — создавала все предпосылки для очень сложных психологических переживаний» 1. Эпоха 10—20-х годов XX века с ее сильнейшими потря сениями, затрагивавшими все сферы бытия — и экономичес кие, и политические, и духовно-нравственные, — рождала у наиболее чуткой части японского общества — интеллиген ции — то своеобразное мироощущение, которое Акутагава назвал чувством «конца света». «Велико было тогда увлечение Достоевским, число пере водов произведений которого и издание этих переводов не прерывно возрастало, — сообщает Н. И. Конрад. — «Записки из Мертвого дома», «Преступление и наказание», «Униженные и оскорбленные», «Идиот» — в переводе непосредственно с русского — были известны японскому читателю еще с 1914 г. В 1916 г. в переводе Ёнэкава вышли «Братья Карамазовы». После же войны популярность Достоевского стала исключи тельной. Значительная часть японской интеллигенции под влиянием войны и тех потрясений, которые пережило созна ние мыслящих людей и их нравственное чувство, обратилась к Достоевскому как к источнику глубочайшего, подлинно человеческого гуманизма» 2. Читателю и исследователю творчества Достоевского инте ресен вопрос: что дает для понимания произведений русского писателя факт их необыкновенной притягательности в другой культуре? Естественно, что защита униженных и оскорблен ных, отклик на злободневное и насущное, обостренное чув ство совести и глубокое постижение тайны души человеческой, отличающие Достоевского, определили в целом огромную по пулярность его творчества. Тем не менее можно говорить об особом пристрастии именно Акутагавы к русской литературе вообще и к творчеству Достоевского в особенности. Для чи- тателя-русиста факты подобного рода драгоценны: помимо представления о культурной ситуации, о потребностях лите ратурного процесса данной страны, они свидетельствуют о внутреннем потенциале писателя, осмысленном зачастую с принципиально иной точки зрения. Поэтому, читая произведе ния Акутагавы Рюноскэ глазами читателя Достоевского и пы таясь разглядеть в творчестве японского писателя специфи чески русский, «достоевский» компонент, мы надеемся обрести новое впечатление, новое знание от «древа Достоевского» через его японские плоды. 1 Конрад Н. И. Очерки по истории японской литературы. М., 1972, с. 256. 2 Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. М., 1966, с. 423–424.
Что добавляет к нашему пониманию Достоевского факт его влияния на Акутагаву? Что добавляет к пониманию, например, романа «Бесы» социальный памфлет Акутагавы «В стране во дяных» (1927), где идея тоталитарного государства, отменив шего понятия гуманности и справедливости, сатирически реализуется в крайне уродливых, но узнаваемых формах? В то же время рассмотренная сквозь призму Достоевского, с учетом мощной «прививки» русского писателя, творческая судьба Акутагавы обнаруживает скрытые черты, непознанные грани. Об актуальности такого аспекта исследований, прежде всего для всестороннего познания произведений русской классики, выразительно писал известный литературовед Н. Я. Берковский: «Полностью мы узнаем, что такое русская литература в ее своеобразии, лишь тогда, когда будет проведено во весь их рост сравнительное изучение мировых литератур и русской, когда сопоставлены будут стиль со стилем и эстети ка с эстетикой. Это высшее честолюбие и высшая задача для наших историков литературы, где бы ни лежали их специаль ные интересы, — изучением чужих литератур и изучением родной принести данные для познания того, что такое родная литература и что она значит в кругу и в среде мировой сло весности. Это труд долгий и это труд поколений» 1.
«Я ВПЕРВЫЕ ЧИТАЮ ДОСТОЕВСКОГО…» В финальной сцене романа Достоевского «Братья Карама зовы» — «Похороны Илюшечки» — двадцатилетний Алеша Карамазов произносит знаменитую «речь у камня». «Знайте же, — говорит он мальчикам-гимназистам, собравшимся у мо гилы Илюши Снегирева, — что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое- нибудь воспоминание, особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспо минание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в на шем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение». Доподлинно известно, что сам Достоевский искрен- 1 Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы. М., 1975, с. 18.
не разделял эти убеждения своего любимого героя. Еще за два года до «Братьев Карамазовых», в «Дневнике писателя на 1877 год», он писал: «Без святого и драгоценного, унесен ного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить че ловек… Но что именно будет в этих воспоминаниях, что именно унесут они (дети. — Л. С.) с собою в жизнь, как именно сфор мируется для них этот дорогой запас — все это, конечно, и любопытный и серьезный вопрос» (25, 173). Обращая взгляд на жизнь и творчество Акутагавы Рюноскэ, понимаешь все значение и глубину этого вопроса. Кем и чем был Акутагава в 1913 году, когда двадцатилетним юношей, в возрасте Алеши Карамазова и Аркадия Долгору кого, он впервые обратился к творчеству Достоевского и про читал его роман «Преступление и наказание»? С каким житей ским и духовным опытом подошел этот юноша к произведе нию, которое неотступно будет мучить, тревожить писателя и человека Акутагаву Рюноскэ на протяжении всей его твор ческой жизни? Биографы Акутагавы сообщают, что в 1913 году он успел окончить колледж и поступить в Токийский императорский университет, на отделение английского языка и литературы. Этому предшествовало печальное, тревожное детство в доме приемных родителей. В своей семье Акутагава воспитываться не мог; ему не было еще и года, когда тяжелой психической болезнью заболела мать и через десять лет умерла. Фактически не зная матери с рождения, Акутагава впоследствии вспо минал: «Моя мать была сумасшедшей. Никогда я не знал ма теринской любви. В нашем родном доме в Сиба мать всегда сидела одна в прическе с гребнями и курила длинную трубку. У нее было маленькое личико, и сама она была маленькая. И лицо ее почему-то было безжизненно-серым… Естественно, что мать нисколько обо мне не заботилась» 1. Всю жизнь образ матери неотвязно ассоциировался у Аку тагавы с сумасшедшим домом, его порядками и обитателями. «Сумасшедшие были одеты в одинаковые халаты мышиного цвета… Большая комната из-за этого казалась еще мрачнее. Одна сумасшедшая усердно играла на фисгармонии гимны. Другая посередине комнаты танцевала или, скорее, прыгала. Он (автобиографический герой повести «Жизнь идиота». — Л. С.) стоял рядом с румяным врачом и смотрел на эту картину. Его мать десять лет назад ничуть не отличалась от них. Ни- 1 Акутагава Рюноскэ. Избранное в 2-х т., т. 2. М., 1971, с. 223. В дальнейшем цитаты произведений
